Начало: 56. Интриги в некурящей камере
Накануне очередного судебного заседания, меня и беременную арестантку вывели в тюремную больницу. Я шла на очередную флюрограмму: в тюрьме её делают каждые пол года, тогда, как на свободе один раз в год. Многие арестантки возмущаются, считают, что это опасно для организма, но я в данном случае была на стороне тюремных врачей. Лучше вовремя обнаружить туберкулёз лёгких и начать его лечить на ранних этапах. Туберкулёз – это распространённая болезнь всех арестантов.
Итак, меня вели на флюрограмму, а беременную сокамерницу к гинекологу. Когда мы проходили мимо камеры 181, то бронь была открыта и другой конвойный ждал арестантку, чтобы сопроводить её к автозаку. Я остановилась около этой камеры, и негромко прокричала её жителям:
«Девчонки, доброе утро! Как вы тут без меня?»
В этот момент со своих шконок подскочили арестантки и направились к двери: Полина, цыганка Барби, цыганка Маша, тётя Маша-адвокат и Анна-золоторучка. За ними бежала озлобленная Дизель.
«Так, женщины, а ну-ка, все по местам!» — грозно закричал на них конвойный.
Арестантки остановились посередине камеры и радостно замахали мне руками. Дизель расталкивая их, подошла к конвойному.
«Вы этих арестанток к врачу ведёте? Меня тоже захватите, мне нужно срочно к врачу!» — заявила она.
«Тебя нет в списках, которые мне передал врач.» — нерешительно ответил конвойный.
«У меня острая боль в зубе. Мне срочно нужно обезболивающее! Вы же не хотите, чтобы я сейчас на всю тюрьму кричала от боли?» — заявила Дизель.
«Фельдшер ушла делать обход карцеров, а на больничке беременных арестанток принимает только акушерка. Вот по списку я их и веду к ней.» — ответил конвойный.
Все удивлённо уставились на меня, больше всех этим заявлением были удивлены я и Дизель. Она ошалело осматривала мой плоский живот.
Конвойный с «вокзала тюрьмы» замкнул камеру 181 и впереди нас повёл арестантку к автозаку. А мы направились в тюремную больничку, которая располагалась в соседнем мужском корпусе.
«А зачем вы соврали, что ведёте меня к акушерке, как беременную?» — удивлённо спросила я у конвойного.
«Да ляпнул первое, что в голову пришло!» — засмеялся тюремщик.
«Вы даже не представляете, какие из-за вашей глупой шутки обо мне расползутся слухи! Кто-то и так распространял сплетни, что я беременная, а теперь ещё и вы подлили масла в огонь. Если меня кто-то изобьёт, чтобы у меня случился несуществующий выкидыш – будете виноваты Вы.» — возмущённо сказала я.
«Не переживай, я подтвержу, что конвойный придумал эту шутку при мне! А ты для подтверждения возьми сейчас справку от гинеколога о своей не беременности.» — сказала беременная сокамерница Люда.
Когда мы пришли в больницу, там уже было много арестанток. Около десяти человек пришли провериться на беременность, а пять человек ждали прохождения флюрограммы. Из одного из кабинетов вышла пожилая женщина в медицинском халате и объявила:
«Женщины, у меня только пять заявлений на проверку о беременности. И я только на этих людей взяла тесты. Я сейчас назову их фамилии, они останутся, а остальных отведут по камерам. Пишите заявления и тогда я приеду вас принимать.»
В названных фамилиях моя сокамерница не числилась, и её вместе с остальными отвели по камерам.
Когда я зашла на флюрограмму, то очень обрадовалась, её делали на современном компьютерном аппарате, и врач сразу же могла определить по монитору любую лёгочную болезнь. В первый раз, когда меня привезли в СИЗО, то мне делали флюрограмму на убитом и старом оборудовании, которое было установлено «на вокзале» в тюрьме. Всем, кто впервые прибывает в тюрьму, им делают флюрограмму «на вокзале». Но на старом оборудовании результат известен только через несколько дней, поэтому многих «туберкулёзников» могут поместить со здоровыми людьми в одну камеру.
Я уговорила врача тщательно посмотреть мою флюрограмму, потому что очень боялась заразиться туберкулёзом. Она внимательно посмотрела снимки на мониторе и заверила, что мои лёгкие чистые. Я была счастлива.
Вернувшись в камеру, я услышала разговор между беременной Людмилой и рецидивисткой Катей.
«Фу, да у каждой из нас, когда мы перестаём «сидеть на соляке», начинаются задержки. Ты, можно подумать, не знала. Скажи честно, ты хочешь, чтобы тебя перевели в камеру «для мамочек», где жизнь, как в санатории!» — язвительно заявила рецидивистка.
«Нет, я точно знаю, что беременная. Мне на свободе тест показал это, у меня и в карточке записано, что я беременная.» — ответила сокамерница Люда.
«Записано только с твоих слов. Если бы ты предъявила справку, то тебя бы сразу «к мамочкам» заселили.» — сказала сокамерница Лиза.
«Меня на ИВС врач осматривала, и она сделала запись о моей беременности.» — возмутившись, ответила Люда.
«Ну тогда, не знаю, почему тебя в камеру «мамочек» не заселили.» — ответила Лиза и переглянулась с коблом Риммой.
А я наблюдала за реакцией рецидивистки Кати, она тоже заметила переглядки сокамерниц и смотрела на них с задумчивой завистью. Теперь, мне не сложно было догадаться, почему беременную сокамерницу завели именно в нашу камеру. (52. Тюремные шакалы — акушерки.)
Пол дня я придумывала, как помочь этой беременной девушке, которая была мне симпатична. Люда рассказала мне свою историю, почему решила попробовать наркотики. Сама она из интеллигентной и состоятельной семьи. В автомобильной катастрофе она потеряла родителей. Стала выпивать с горя, но алкоголь не притуплял её страдания. Одна из собутыльниц предложила однажды попробовать наркотик, так она и подсела. Познакомилась с одним парнем-наркоманом, стали вместе жить и решили завязать с наркотиками. Их двоих арестовали по наводке той самой подруги, которая Люде предложила попробовать наркотик. При обыске в квартире, у них нашли запрещённую траву, которую кто-то им подбросил. Люде и её парню вменили статью о хранении крупной партии наркотиков. Парень дал показание, что это его трава, а Люда ни при чём. Но в анализе крови Людмилы присутствовали наркотики, поэтому его показания не были учтены. Сейчас ей помогала передачками только бабушка.
Ещё до вечерней баланды, я придумала план действий по спасению беременной сокамерницы, о чём я написала на листе.
«Что ты пишешь?» — услышала я с соседней шконки голос кобла Риммы.
«Набрасываю вопросы, которые буду завтра в суде задавать эксперту. Если она заявится. Уже полгода болеет и ещё ни разу не дала показаний в суд.» — ответила я любопытной коблихе.
«Девочки, кто хочет поиграть в нарды?» — услышала я голос беременной сокамерницы.
«Я хочу поиграть!» — радостно сказала я.
Когда мы играли в нарды, то я незаметно передала ей сложенный листок.
«Прочтёшь в туалете и вернёшь мне.» — шёпотом сказала я.
Вернувшись из туалета, Людмила была испуганна и растерянна. Она незаметно вернула мне мой листок. Через короткое время я вышла в туалетную комнату, где, разорвав на мелкие клочья записку, смыла её в унитаз.
«Я не хочу больше играть. У меня живот стал сильно болеть!» — громким и страдальческим голосом сказала сокамерница.
«А у тебя какой предположительно срок беременности? Беременным после двенадцати недель, не все обезболивающие можно пить.» — громко поинтересовалась я.
«Где-то шестнадцать недель.» — сказала беременная сокамерница.
«Ого. Надо фельдшера звать. Не дай Бог, у тебя выкидыш случится. Срок-то уже большой, опасно терпеть, вдруг это схватки?» — присоединилась к нашему разговору пожилая сокамерница тётя Ира, которая не догадывалась о нашем сценарии.
Я подошла к брони, под недовольные взгляды кобла Риммы и рецидивистки Кати, постучав в дверь, попросила продольную срочно пригласить тюремного фельдшера.
Фельдшер пришла очень быстро.
«Шестнадцать недель? Тогда тебя придётся вывозить в больницу. Там тебя гинеколог осмотрит и УЗИ сделают. Сейчас сообщу дежурному начальнику, чтобы машину с конвоем заказывали. Но ты имей ввиду, что тебя могут там на сохранение оставить, так что бери все необходимые вещи с собою.» — сказала молодая фельдшер, которая мне очень нравилась своим профессионализмом.
Мой план удался, мы с Людой сдерживали свои эмоции, чтобы никто об этом не догадался. Через сорок минут мы проводили беременную сокамерницу, предполагая, что теперь она не вернётся в нашу камеру. Только двое сокамерниц были с недовольными лицами, словно они проиграли в казино – это кобёл Римма и рецидивистка Катя.
«Отведите меня на приём к Василисе. Она вчера меня приглашала.» — обратилась к продольной сокамерница Лиза.
«Лиза, ей теперь не до тебя. Говорят, она вчера поскандалила с начальником, и он её уволил. Пока она с сегодняшнего дня в отпуске, а потом не знаю.» — ответила продольная.
Этот разговор услышали мы все в камере. После этого, Лиза долго плакала, у неё даже была истерика.
«Лиза, ты с ума сошла? Ты чего так убиваешься? Может позвать фельдшера, пусть тебе успокаивающее накапает.» — удивлённо поинтересовалась я у Лизы.
«Ты не представляешь, что теперь начнётся в женском корпусе. Этот придурок Редькин только кайфует, когда в женских камерах происходят драки и разборки. Когда меня отрабатывали, тогда по корпусу тоже был Редькин. Василиса спасла меня от унижений и суицида. Теперь мне точно жизни не будет в этой тюрьме и меня отправят в зону, где меня многие хотят убить. А успокаивающее у меня своё есть.» — ответила рыдающая Лиза.
Я принесла ей воды. Под завидующий взгляд Кати, и под мой удивлённый, Лиза, несколько секунд смотрела на свою ладошку, где лежали две капсулы красно-белого цвета.
«Ты с ума сошла?» — воскликнула я, как раз в тот момент, когда она забросила психотропы себе в рот.
«У тебя есть ещё? Я куплю.» — умоляюще обратилась Катя к Лизе.
Лиза высокомерно посмотрела на рецидивистку и сказала:
«Совсем офигела? Ты меня чморишь в хате и хочешь, чтобы я тебе весёлые таблетки продавала? Заслужить надо!»
«Я сделаю всё, что ты захочешь. Я могу тебе доставить такое удовольствие, что тебе не делала никогда Васятка.» — лилейным голосом сказала рецидивистка Катька.
Неожиданно к ним на шконку подсела рецидивистка Юля.
«Лизок, я тоже хочу заслужить твою благосклонность и готова сделать, всё, что ты пожелаешь!» — умоляюще сказала она.
Я всё ещё стояла в проёме между шконками и в ужасе смотрела на эту картину. Выражение глаз Лизы стало меняться, взгляд затуманился. Она с презрением посмотрела на двух рецидивисток и сказала:
«Я посмотрю, как преданно вы будете мне служить. Ты, Юлька, с утра постирай все мои вещи, которые я замочила на ночь в бак. А ты, Катька, завтра будешь дежурной и прогенералишь всю хату, а то ты здесь уже больше месяца и ни разу не убирала. А сейчас, дайте мне в одиночку покайфовать.»
В эту ночь, нам так и не поставили дорогу, и мы всей камерой раньше обычного завалились спать. Я легла спать в бигудях, собираясь своей красотой сразить судью в завтрашнем заседании.
Среди ночи я проснулась от шатания шконки. Открыв глаза, я увидела, что с соседней верхней шконки-пальмы на меня смотрит кобёл Римма. Тюремщики всегда оставляют в камерах на ночь включённый светильник – ночник.
«Ты, когда спишь, то во сне улыбаешься!» — грустно сказала Римма.
«А ты почему не спишь?» — недовольно спросила я.
«Да, девки снизу разбудили. Устроили втроём оргию. Ненавижу таких «розовых пантер»!» — громко ответила возмущённая кобёл Римма.
Я была в шоке. С нижних шконок действительно раздавались истеричные женские стоны троих сокамерниц. Лиза, Катька и Юлька устроили развратную оргию.
«Представляешь, они даже простынями не занавесились. Я спускалась в туалет и видела, как они втроём друг у друга….» — последнее слово кобёл не договорила.
С нижней шконки истерично закричала Лиза, требуя от участниц продолжения. До самого рассвета мы всей камерой слушали этот разврат, пока две рецидивистки не довели Лизку до экстаза.
Продолжение: 58. Переломный момент в суде.
Какой ужас, что такого может совершить беременная женщина, что её до судебного расследования держат среди убийц в одной камере тюрьмы?
Как там мозги ещё работают: писать какие-то опровержения, спасать соседок по камере…. или придумано всё? так какбы каждый холодеет от страха и ужаса о мысли попадания в тюрьму
Что является спасением для одного, губит другого.