65. Молитва помогает арестантам.

   Начало: 64. Очень важный работник в тюрьме.

   Утром сокамерница Таня-убийца готовилась и наряжалась на выезд в судебное заседание. А я готовилась ко встречи с сыночком, так как знала, что он должен приехать, потому что меня уже дважды не вывезли в суд и девять дней, как не выходила на связь.

   Моё лицо всё ещё было обезображенным: сплошной опухший синяк с разбитой губой. Ребро болело, как только заканчивалось действие обезболивающих. Несколько дней назад, Таня-убийца замотала мне грудную клетку мокрой простынёй и стало легче. Я понимала, что надо делать рентген, но как-только представляла, сколько людей меня увидит изуродованной, начиналась паника.

   В определённое время для свиданий с родными, за мною никто не пришёл.

   «Мы же тебе говорили, что эти уроды будут тебя прятать, пока у тебя синяки не пройдут.» — сочувственно сказала «Шэр».

   Я немного поразмышляла и принялась тарабанить в бронь. Когда продольная открыла карман, я сказала:

   «Передайте врачу, что я готова идти делать рентген. И скажите ему, что сегодня моё сломанное ребро болит ещё сильнее.»

   Карман закрылся, а Даша сказала:

   «Сейчас будут заводить людей после судов, не боишься, что они тебя увидят в таком виде?»

   Внутри всё сжималось, как только я представила лица арестантов с брезгливым выражением на моё уродство. Но я была настроена решительно, раз тюремщики решили скрыть моё избиение от внешнего мира, то это должно выйти сплетнями из тюрьмы.

   Когда бронь открылась и продольный позвал меня на рентген, меня всю трясло от страха.

   Весь путь до больничного отделения, нам встречались арестантки и арестанты, все смотрели на меня с сочувствием и состраданием. Из знакомых я не встретила ни одного.

   Когда мы проходили мимо очередной группы арестантов, то молодой парень окликнул меня:

   «С какой хаты, назови имя!»

   «Один, семь, девять. Луна.» — быстро ответила я.

   Конвойный негромко отругал меня за разговор с арестантом. Но мне было плевать, потому что теперь я знала, что весть обо мне разлетится по всей тюрьме, а уже завтра это будет обсуждаться в арестантских отстойниках судов. И мои друзья узнают, в каком я состоянии.

   «Вы так радостно улыбаетесь, а мне сказали, что страдаете от нестерпимой боли в рёбрах.» — встретил меня тюремный врач.

   Ничего ему не ответив, я прошла в рентген кабинет. Исследование делали на старом оборудовании, поэтому я понимала, что результат будет готов не раньше, чем пару дней.

   «А я смогу посмотреть снимок рёбер, когда плёнка высохнет?» — попросила я тюремного врача.

   «Конечно. Мне не жалко. Покажу, как только результат будет готов.» — ответил врач.

   Когда мы подошли к брони камеры 179, я заметила, что чёрный провод отключен из розетки.

   «Это же провод от видеокамеры, значит она отключена?» — спросила я у продольной.

   «Я не разбираюсь в электрике. Сейчас вызову специалистов, чтобы проверили. Если начальник узнает, что кто-то Вашу видеокамеру отключил, нам по башке настучит. Ты только в хате об этом ничего не говори, хорошо?» — растерянно сказала надзирательница.

   Зайдя в камеру, я увидела вернувшеюся из суда Таню-убийцу.

   «Меру продлили ещё на шесть месяцев.» — ответила она, косо посмотрев на меня.

   Остальные сокамерницы тоже поглядывали на меня не очень дружелюбно.

   Бронь открылась, и конвойный позвал Дашу на беседу с Василисой.

   Я налила в свою кружку кипятка и ждала, когда разъяснится ситуация с негативом в мою сторону.

   Но убийцы молчали, избегали смотреть в мою сторону.

   Спустя сорок минут, с беседы вернулась Даша, она села на шконку к Тане и что-то шептала ей в ухо. От этого у меня в душе всё холодело. Сами представьте, находитесь в замкнутом пространстве с тремя убийцами, для которых убить человека, всё равно что, прихлопнуть муху. Да ещё и видеокамера не работает.

   «Интересно, как они меня будут убивать? Двухъярусных шконок здесь нет, чтобы выдать за «упала во сне». Наверное, выставят всё, как суицид: «повесилась на простыне, не пережив своё уродство.» — с ужасом размышляла я.

   Опять открылась бронь и в камеру зашла психолог Наталья Леонидовна.

   «Как у Вас дела? Я узнала, что Вы уже смогли выйти из камеры. Теперь пора выходить и на утренние прогулки, необходимо дышать свежим воздухом.» — мягким голосом сказала она.

   «Наталья Леонидовна, что решило руководство о моём переводе?» — прямо спросила я.

   «Начальник ещё в отпуске, без него пока никак.» — ответила она.

   «Если в течение недели этот вопрос не разрешится, то я официально объявлю голодовку. Меня не вывозят в суд, не выводят на свидание к сыну, я не могу позвонить ребёнку и узнать, как его здоровье. Я официально отказываюсь находиться в этой камере. Девочки здесь неплохие, но здесь нет дороги! Поэтому, требую перевести меня хотя бы в камеру для некурящих!» — заявила я.

   «Здесь же у вас видеокамера, поэтому не разрешают ставить дорогу.» — растерянно сказала психолог.

   «Камера висит, но она не работает, потому что отключена на продоле.» — объявила я.

   «Не может быть!» — произнесла психолог.

   «Пойдёмте в коридор, я Вам покажу!» — попросила я психолога.

   Когда мы с психологом вышли из камеры, я указала на отключенный провод.

   «Так её могут отключать, все, кому не лень!» — возмутилась психолог, глядя на продольную.

   «Я звонила электрикам, они сказали, что выключили её по приказу начальника тюрьмы!» — негромко сказала надзирательница.

   Я была в шоке от её признания.

   «Выходит, что начальник поместил меня в эту камеру намеренно, чтобы эти убийцы меня добили?» — спросила я у Натальи Леонидовны.

   «Не накручивайте себя! Сейчас я сюда вызову начальника по безопасности и всё устраним!» — сказал психолог.

   Я вернулась в камеру, а здесь уже разгорался скандал между «Шэр» и Дашей.

   «А я говорила, что видеокамера не работает и можно поставить дорогу!» — возмущалась «Шэр».

   «Нам не нужна дорога!» — яростно ответила Даша.

   «Это только тебе не нужна, потому что твой муж в камере с краснопёрыми. А мне нужна, мой друг сидит с порядочными арестантами, и я хочу общаться с ним!» — яростно заявила «Шэр».

   «Твой муж сидит в камере БС-ников?» — недовольно спросила я у Даши.

   «Нет, его держат в подвале. У них в камере окно без форточки, поэтому они не могут дорогу ставить, чтобы никто не знал, как их там пытают. Он – не бс-ник, он когда-то работал гаишником, но это было очень давно.» — ответила Даша.

   «Ты-то не наезжай на Дашу, а сама проясни о себе! Сегодня в отстойнике со мною была кобёл из камеры 184, где тебя избили. Она сказала, что тебя побили, потому что ты была беременной от начальника. А ещё, там была одна пожилая цыганка из камеры 181, она заявила, что ты занимаешься колдовством и наводишь на арестанток порчу. А кобёл подтвердила, что у них в камере все проиграли суды. А тех, кто тебя избивал, их на другой день вывезли в зону. Всех четверых.» — с наездом заявила мне Таня-убийца.

   Я как захохочу, но смех у меня был истерический, сквозь слёзы.

   «Этих четверых вывезли в зону, потому что они были шерстюгой и незаконно находились в тюрьме. Я не была ни от кого беременной, да и начальнику я не симпатична. Если верить сокамерницам-бывшим, то меня «отрабатывали» не без усердия начальника. На счёт ведьмы, тоже не правда. Одна сокамерница Полина, которая обладает экстрасенсорикой, в шутку дразнила меня «Колдуньей» из-за моего цвета глаз. Но я не знаю никаких заговоров, я верю в Бога и каждый день читаю «Отче наш»!» — ответила я сокамерницам-убийцам.

   «Ты знаешь молитвы? Напиши на листике «Отче наш», а я проверю её по молитвослову. Если правильно напишешь, то мы поверим, что ты не ведьма!» — потребовала Даша.

   Я прочитала молитву «Отче наш» вслух. Три убийцы восхищённо смотрели на меня в этот момент. 

   «Напиши мне эту молитву на листок, я тоже буду её учить.» — попросила меня убийца «Шэр».

   Так, благодаря знаниям молитв, убийцы поверили, что я не ведьма. А с колдуньями в тюрьме расправляются жёстко — инквизиция жива и по сей день в СИЗО. (Читать: Молитвы от арестантки.)

   Открылся карман брони и тюремная канцелярша сказала, обращаясь ко мне:

   «Из суда привезли постановление о переносе даты судебного заседания. Ещё пришла телефонограмма такого же содержания с требованием, чтобы мы выслали уведомление с Вашей подписью. Ещё пришли запросы о Вашей болезни, но это на имя начальника. Вы за постановление и за телефонограмму будете расписываться?»

   «Извините, но не буду.» — спокойно ответила я.

   Карман закрылся. А спустя несколько минут, в камеру зашёл неприятный высокий тюремщик.

   «Кто вам отключил видеокамеру?» — угрожающе спросил он.

   «Нам-то откуда знать, если провода в коридоре висят!» — возмутилась Даша.

   «Теперь не только в вашей камере будет работающая видеокамера, но и на продоле! Так что, предупредите своих друзей, что тот, кто ещё раз отключит у вас видеокамеру, будет снят на продольную камеру и быстро заедет в карцер!» — пригрозил тюремщик.

   «Не забудьте своих коллег об этом предупредить!» — язвительно сказала я.

   Он посмотрел на меня так, словно произнёс: «Мало по морде получила?»

   А я посмотрела на него с презрением.

   Зашла психолог и сообщила:

   «Говорят сегодня-завтра из Управы приедут проверять все камеры с тяжелостатейниками, где содержат убийц!»

   Я обрадовалась этому заявлению. И злорадно подумала: «А завтра во всех судах будет известно, что в тюрьме есть изуродованная арестантка с синяком на всё лицо. Так что ваше СИЗО ждёт громкий скандал!»

   Не успела бронь закрыться, как через несколько минут опять открылась, и в камеру зашла Василиса. Она посмотрела на видеокамеру, на которой засветилась красная кнопка и спросила у нас:

   «Девочки, у вас есть жалобы или просьбы?»

   «Нет, Василиса, у нас всё в порядке!» — ответила за всех Даша.

   Надзирательница удовлетворённо кивнула и собралась выйти из камеры, но мой голос её остановил.

   «Есть просьбы! Даша, ты забыла, мы недавно обсуждали, что нам необходима душевая шланга в туалете для гигиенических процедур. Такая же, как в камере 184! Пожалуйста, пусть слесари из хоз.отряда установят. Они однажды устанавливали в камере 181, когда я их об этом попросила.» — заявила я, упрямо глядя в лицо надзирательнице.

   «Хорошо. Сегодня вечером в вашей камере установят душевую шлангу. Это всё?» — ответила тюремщица.

   «Нет. За время, что я в этой камере к нам ни разу не пришёл библиотекарь. Передайте ему, чтобы принёс те книги, которые я заказывала. Это всё, спасибо.» — сказала я.

   Василиса сочувственно рассматривала моё лицо, отчего мне было не по себе.

   «Вам нужны какие-нибудь лекарства?» — заботливо поинтересовалась она у меня.

   «Да, мне нужны гели «Троксевазин и Нурофен». Они закончились, а их мне одолжила сокамерница Наталья.» — сказала я.

   «Я сегодня зайду в аптеку и куплю Вам.» — сказала Василиса и вышла из камеры.

   Когда бронь закрылась, Даша восхищённо сказала:

   «Какая ты молодец, что попросила нам сделать душ. А то, так не удобно купаться из ведра. А в баню нас не водят, потому что нужно много конвойных для сопровождения, собак. А они же нас боятся троих!»

   Спустя час, слесари возились с водопроводными трубами. Конвойные приказали нам всем стоять на продоле.

   «Козлятники боятся заходить при вас в камеру. А то вдруг вы их съедите!» — объявила продольная, когда мы все стояли в коридоре.

   К нам приближался фельдшер, она вручила мне по три тюбика «Троксевазина и Нурофена».

   «Василиса приказала тебе отдать!» — сказала фельдшер.

   «Какая Василиса молодец! Что пообещает, то сразу сделает! Не то, что другие, такие, как Редькин и ему подобные!» — заявила Даша.

   Слесари-козлятники в этот раз быстро и бесплатно установили душевую шлангу в тюремном отсеке для туалета, и мы по-очереди с удовольствием накупались над унитазом-крокодилом.

   После «бани» мы вчетвером задушевно выпили чаю. У меня уже не было страха перед этими убийцами.

   Таня намочила простынь, чтобы обмотать мои рёбра и сказала мне:

   «Ты готова?»

   А я, стесняясь видеокамеры предложила это сделать в туалете:

   «Только не перед видеокамерой! Не хочу, чтобы над моими страданиями глумился тюремный оператор!»

   Дверь в туалет осталась открытой. Таня, под мои громкие стоны и оханья от боли, обмотала первый слой мокрой простыни вокруг моей грудной клетки. Как неожиданно бронь распахнулась, и вбежали несколько надзирателей с дубинками.

   «Убери от неё руки!» — услышала я знакомый голос земляка-тюремщика и с облегчением вздохнула.

   «В предыдущей камере мне сломали ребро. Она мне помогает обмотаться мокрой простынёй, чтобы притупить боль и ребро зафиксировать на ночь. У меня ещё отбиты почки, но с ними уже полегче. Голова и лицо вот в каком состоянии, поэтому в суд не вывозят и на свидание не выводят!» — быстро отчиталась я земляку, стараясь всё рассказать, не вызвав подозрение у всех.

   Он смотрел с ужасом на моё лицо и тело. Всё тело тоже было в синяках.

   «Видеокамеру переключили на управу! Так что, имейте ввиду, что за вами следим не только мы, но и гуфсиновцы. В туалет ходить по одной!» — объявил один из старших надзирателей.

   Таня и я, придерживая мокрую простынь, вышли из туалетной комнаты. Я была в одних трусах, грудь прикрыта слоем простыни.

   «Мать честная, вот это тебя разукрасили! Ты, как баклажан! От этой синюшной картинки, завтра нам от управы всем влетит. Как твоя фамилия и статья, а то я тебя не узнаю в гриме?» — спросил всё тот же тюремщик.

   Я назвала свои данные и статью.

   «Не может быть! А почему Вы в камере с опасными убийцами?» — задал вопрос надзиратель.

   «Не знаю.» — ответила я.

   Все тюремщики рассматривали меня, мои синяки на лице и теле.

   «Надо сообщить начальнику. Вся управа через несколько минут будет знать, кого мы держим в одной камере с убийцами, да ещё и избитую.» — заявил надзиратель и вместе с другими вышел из камеры.

   А мне теперь было понятно, почему была отключена видеокамера: чтобы как можно меньше сотрудников тюрьмы знали и видели меня в таком состоянии.

   Продолжение: 66. Последний день в камере с убийцами.

  

  

Поделиться ссылкой: