66. Последний день в красной камере.

  Начало: 65. Молитва спасёт и от тюремных сплетен.

  В семь утра за мною пришёл конвойный из административного корпуса. Я недавно проснулась и ещё даже не умывалась.

   «Давайте быстрее! Вас начальник ждёт.» — заявил мне конвойный.

   «В семь утра? А говорят, он в Турции отдыхает.» — удивилась убийца Даша.

   Я не спешила. Мне было страшно идти с этим надзирателем, который однажды меня отводил на следственные действия, когда следователь оскорблял и унижал меня. (16. Беспредел на следственных действиях.)

   «Я не доверяю Вам, в прошлый раз Вы обманом замкнули меня в клетке и позволили, чтобы следователь унижал меня! Если Вы зайдёте к нам в камеру и повторите на видеокамеру, что меня ждёт начальник, то я пойду с Вами. Вы же знаете, что видеокамера передаёт запись на управу?» — заявила я.

   Конвойный захлопнул карман и ушёл. Я была напугана и переглядывалась с сокамерницами – убийцами.

   «Ни фига себе! Почему же он сразу слинял?» — удивлённо спросила «Шэр».

   «А вдруг, он должен был тебя обманом спрятать в подвальной камере без окон. Где держат насильников и людоедов. Там же и моего мужа держат. Когда он выезжает в суд, то через адвоката сообщает, как над ним издеваются. За несколько лет, к нему ни разу проверяющие не заходили. У него на «брони» даже номера камеры не написано.» — ещё больше напугала меня Даша.

   «Теперь, когда ты знаешь, что видеокамера передаёт сигнал на управу. То сообщи о своём муже, глядя в видеокамеру.» — негромко посоветовала я Даше.

   Она удивлённо подпрыгнула на шконке и подойдя к видеокамере, стала рассказывать о заточении и пытках её мужа. Когда она произнесла, что он содержится в камере без номера, красная кнопка на видеокамере погасла.

   «Свет выключили или лампочка перегорела?» — послышался голос Тани из туалетной комнаты.

   «Света нет.» — подтвердила «Шэр».

   Заскрежетали засовы и бронь открылась. На пороге стоял тот же конвойный, а рядом с ним надзирательница Василиса.

   «Выходите. Вас ждёт начальник.» — сказала тюремщица.

   Они вдвоём меня сопроводили до административного корпуса. Наш путь был по подвальным катакомбам, и я весь путь ожидала от кого из них нападения. Когда же отомкнулась последняя дверь, я с облегчением вздохнула.

   «Не будете бояться возвращаться с этим конвойным? А то мне нужно кое-какие свои дела на женском корпусе доделать.» — спросила меня надзирательница Василиса.

   «Не буду.» — растеряно ответила я ей.

   Она развернулась и ушла обратно по страшным тюремным катакомбам.

   «Как ей не страшно ходить в одиночку по жутким подвалам?» — спросила я сама себя вслух.

   «Да она ничего не боится!» — ответил мне неприятный конвойный.

   Конвойный завёл меня в кабинет, где за столом сидел начальник тюрьмы и недовольно смотрел на меня.

   Я прошла и села на стул. Начальник рассматривал меня с нескрываемой неприязнью.

   «Что же ты ни в одной камере не можешь найти общего языка?» — по-хамски обратился он ко мне.

   Я сжала кулаки, заставляя себя не вестись на его провокации, так как понимала, что эта встреча будет для меня очень важной.

   Напустив на себя печаль и страдания, глядя на его включенный айфон, включила «блондинку»:

   «Гражданин начальник, прошу Вас, не держите меня в одной камере с наркоманками и лесбиянками. Понимаете, я социально не адаптирована к такому классу людей. Вы же не раз мне уже помогали в тюрьме. Проследите, чтобы в одной камере со мною не попадались эти женщины.» — умоляющим голосом обратилась я к начальнику.

   Начальник довольно расплылся на стуле.

   «А мне показалось, что ты мирно ладишь с лесбиянками в камере с убийцами.» — смеясь сказал он.

   Я удивлённо смотрела на него, пытаясь понять шутит он или нет.

   «Ладно! За тебя так просят некоторые, что я согласен перевести тебя в одиночную камеру!» — сказал он и посмотрел в свой айфон.

   Я заметила, что в телефоне был включен не диктофон, а кто-то «висел на звонке», под именем «Медведь.»

   «А Вы разрешаете, чтобы у меня была дорога в камере?» — спросила я.

   Начальник закатил глаза и посмотрел на меня, как на глупую блондинку.

   «Если будешь тихо и правильно себя вести, то разрешаю. Ты моему заму уже написала заявления на тех «шмар», которые тебя побили?» — спросил он.

   «Нет. Я не писала заявлений. Ждала встречи с Вами, чтобы понять, как мне дальше жить в тюрьме.» — тихим голосом послушницы, ответила я.

   Такое моё послушание, явно льстило начальнику. Он нагло осмотрел меня с ног до головы, и кивнул головой, как будто произнёс: «Что он в ней нашёл». После чего сказал:

   «Сегодня разрешу увидеться с сыном, а то он уже неделю порог обивает. Ты уж помягче объясни ему о своём состоянии, чтобы он дров не наломал и нашей дружбе не навредил. Сегодня же и переведут в одиночку. Пока синяки на лице не пройдут, в суд выезжать не разрешаю. Тебе мази нужны какие-нибудь?»

   «Вчера Василиса через фельдшера передала мази. Теперь уже есть.» — ответила я.

   «Ну вот, и хорошо. Мажься ими, да побыстрее, а то некоторые хотят видеть твою красоту.» — смеясь сказал начальник и опять нагло осмотрел меня с ног до головы.

   «А кто это – «некоторые»?» — спросила я у него.

   Он загадочно улыбался мне и посмотрев на айфон, хитро произнёс:

   «Ну вот, я например. Или тебе не симпатичны такие мужчины, как я?»

   Я догадывалась, что он кого-то дразнит.

   «Вы внешне вполне симпатичный. Заботливый и добрый к тому же. Но я слышала, что Вы женаты. Думаю, такой мужчина не может иметь недостойную себя жену и изменять ей!» — ответила я ему.

   Начальник посмотрел на меня внимательно и прищурился. Потом лукаво подмигнул и заявил:

   «А если бы я развёлся с недостойной женой, ты бы рассмотрела меня, как кандидата в свои мужья?»

   «Конечно, в будущем я бы рассмотрела. Но сейчас моё сердце болит от предательства последних отношений, когда мой мужчина не смог меня спасти от нынешней ситуации.» — ответила я с грустью.

   «Чтобы сердце не болело, надо заново влюбиться!» — заигрывал начальник со мною.

   «Вы меня смущаете. Представьте, как я себя чувствую, вся изуродованная, а Вы насмехаетесь надо мною. Хотите, чтобы я сейчас расплакалась?» — спросила я, отвернувшись от начальника.

   «Ну ладно, не надо лить слёзы. Мажься мазями, скажешь Василисе какие нужны ещё лекарства, я всё передам. Только скорее выздоравливай, а то с управы требуют по тебе отчета, почему в суд не вывозим. Судья твой обеспокоен. Кстати, это правда, что говорят конвойные автозаков, будто у тебя с судьёй шуры-муры?» — заявил начальник строгим тоном.

   «Господи, чего я только о себе не услышала за этот месяц! То я – ведьма, то я – беременная от Вас. То я – жена Положенца. И всё тому подобное!» — возмущённо ответила я.

   «Беременная от меня? А кто это говорит и почему так решили?» — радостно спросил начальник, довольно покосившись на айфон.

   «Эти слухи распустили в 184 камере. Одна из рецидивисток, которые меня били, подруга моего следователя. Утверждала, что она с ним вместе у одного барыги наркотики покупали, поэтому он её из зоны и выдернул в централ.» — ответила я.

   Начальник перестал улыбаться, стал задумчивым и серьёзным.

   «Можешь идти собирать вещи. Скоро увидимся, поскорее синяки залечивай!» — строгим тоном сказал начальник.

   Мы с ним поднялись одновременно, он был чуть выше меня. Начальник опять осмотрел меня и заботливо произнёс:

   «Чего-то ты совсем схуднула. Одни кости. И подержаться не за что. Скажу, чтобы усиленную диету и молочку тебе выдавали.»

   Я опять смутилась и выйдя из кабинета, с лёгким сердцем пошла за конвойным в женский корпус тюрьмы.

   Когда мы зашли на корпус, то откуда-то сверху слышались голоса и звук бросаемых предметов на пол коридора.

   «Василиса шмон проводит по поручению начальника.» — сказал сопровождаемый меня конвойный.

   Зайдя в камеру, меня встретили встревоженные сокамерницы.

   «Ну, что? Действительно начальник был?» — спросила Даша.

   «Да. Сказал, что переведут в одиночку. Буду вещи собирать. А на верхнем этаже шмоны идут. Так что прячьте запретки, на всякий случай.» — ответила я.

   «Не верь начальнику! Мне вчера Василиса сказала, что тебя хотят к Дизель перевести. Или на перевоспитание к цыганке Розе. Не соглашайся переходить, оставайся с нами! Здесь ты под видеокамерой управы, в безопасности!» — заявила Даша.

   «И правда, оставайся с нами! За эти дни, мы к тебе так привыкли!» — попросила убийца «Шэр».

   «А кто тебе будет в одиночке простынь обматывать? Ты сама не сможешь!» — возмутилась убийца Таня.

   «Девочки, вы не обижайтесь. Но я не могу идти против воли начальника. Он – единственный в тюрьме, кому я доверяю!» — громко сказала я, посмотрев на моргающую красную кнопку видеокамеры.

   Не прошло и часа, как бронь открылась и продольный сказал:

   «К Вам на свидание сын пришёл. Сколько нужно времени, чтобы собраться?»

   «Я готова!» — ответила я, понимая, что никакой тональный крем не замажет синяки.

   Сыночек меня встретил очень испуганным, но когда он увидел меня вблизи то был в ярости.

   «Уже всё наладилось. Начальник пообещал перевести меня в одиночную камеру. Только никуда не надо сообщать о происшествии. Уже всё позади. Главное, что я выжила. Все лекарства мне выдают.» — говорила я сыну, а слёзы текли ручьём.

   Я смогла уговорить сына, чтобы он никуда не жаловался. Разрешённое время для свидания пролетело, как секунда.

   «Я сегодня возьму у судьи ещё одно разрешение на свидание. И буду чаще теперь к тебе приходить. Больше не уеду из города, пока ты будешь в этой тюрьме.» — сказал мне напоследок мой сыночек.

   Когда я вернулась в корпус, то увидела, как группа надзирателей во главе с Василисой подходит к нашей камере. Они подождали, пока я зайду в камеру, после чего Василиса приказала нам:

   «Каждая возьмите все свои вещи, вместе с матрасом и сумками на продол!»

   Я по одной сумке выносила из камеры, матрас мне помогла вынести «Шэр».

   Когда мы вынесли свои вещи в коридор, то через открытую дверь увидели, как тюремщики начали проводить «шмон». Ничего из запретов найдено не было.

   «В камеру заходите все, кроме Вас.» — объявила надзирательница, глядя на меня.

   Как только убийцы зашли в камеру, Василиса приказала мне следовать за ней. Я оставила на продоле все вещи и взяла только одну сумку, объяснив ей:

   «Я не могу тяжёлое поднимать, у меня ребро болит. Да и только два дня, как перестало кровить.»

   Надзирательница приказала продольной, чтобы она привела козлятника, который бы перенёс мои вещи.

   Мы поднялись на последний этаж женского корпуса, где ещё четыре месяца назад я жила в камере 190. Но мы направились в другой коридор, где находилась камера цыганки Розы. На полу всего коридора валялись вещи и разные предметы после шмона.

   Остановившись около камеры под номером 195, Василиса сказала мне недовольным и злым тоном:

   «Наводите в камере порядок. В ней Вы будете жить одна. Всё, что Вам необходимо, я выдам!»

   Она открыла бронь, пропуская меня и козлятника, который нёс за мною мои вещи и матрас.

   Не смотря на грязь в камере, эту камеру, если покрасить в ней стены и заменить линолеум, можно было считать ВИП! Сама камера была размером 2м на 5м, с одним большим окном. С правой стороны от входа была отгорожена душевая комната, за ней раковина, стол-общак с о одной скамьёй, за ними одна шконка. По левой стороне: отгороженная туалетная комната с нормальным унитазом, затем двухъярусная шконка и ещё одна одноярусная. На стенах было несколько навесных полок, над раковиной кронштейн для телевизора.

   «Сейчас Вам принесу ведро для пола, швабру и тряпку.» — сказала мне выходящая надзирательница.

   Я подошла к окну без стёкол и рамы, что было хорошо в жаркий июль, решётка была узкая, и только в одном месте был распил для «дороги».

   Напротив моего окна был больничный этаж, мужские камеры располагались ниже больнички. «Как же они мне поставят дорогу?» — расстроено подумала я.

   В этот момент на окно прилетел голубь и расхаживая по подоконнику, стал курлыкать. Я достала из сумки печенье и стала мелкими крошками бросать ему.

   «Как тебя зовут? Меня Луна. Теперь я хозяйка этого окна. Прилетай почаще, буду тебя подкармливать.» — сказала я голубю.

   За семь с половиной месяцев тюрьмы, я впервые почувствовала себя счастливой.

   Открылся карман на брони и показалась голова молодого мужчины.

   «Как Вам здесь? У Вас всё в порядке? Вам что-нибудь нужно? Меня Дима зовут.» — спросил симпатичный надзиратель.

   «Спасибо. Ничего не надо.» — ответила я.

   «Подвинься, дай, я тоже познакомлюсь.» — послышался ещё один мужской голос.

   Лицо надзирателя Димы исчезло и появился ещё один симпатичный мужчина.

   «Привет! А меня Валера зовут. Мы с Димоном будем теперь Вас охранять!» — весело сообщил второй надзиратель.

   «Вы, что с ума сошли? А если начальник узнает, что вы сейчас устроили?» — послышался голос надзирательницы Василисы.

   После этого бронь открылась и в камеру зашла надзирательница, которая принесла мне старую швабру и грязное ведро.

   «Новое всё закончилось. Вы это ведро вымойте и можете мыть из него полы. Тряпки нет никакой, так, что из своей одежды сделайте. Да, и я заберу эти вентилятор и радио, они чужие. Начальник просил передать, чтобы дорогу пока не ставили. К окну не подходите. Пока за Вами присматривают люди из управы, должны соблюдать все правила СИЗО. А если будете с кем-нибудь через окно перекрикиваться, то пойдёте сразу же в камеру к Дизель!» — грубо заявила надзирательница.

   Надзирательница вышла, а я осталась в растерянном состоянии.

   Под бронью послышались опять чьи-то мужские голоса. Кто-то рассматривал меня через глазок на брони.

   «Стройная блондинка. Лицо отворачивает.» — услышала я из-за двери.

   На вечерню проверку зашёл продольный Викторович, в сопровождении нескольких надзирателей. Все удивлённо на меня таращились.

   «Передайте врачу, чтобы принёс мне обезболивающие таблетки.»

   Когда тюремщики вышли из камеры, то кто-то из них сказал под бронью:

   «Надо Медведю сообщить, что она таблетки просит.»

   «Ты чё, по всякой фигне, будешь его дёргать? Хочешь, чтобы он постоянно в тюрьме был? Начальник тебе за это спасибо не скажет!» — ответил голос «Викторовича».

   А я задумчиво подумала: «Кто же ты такой, Медведь?»

   Продолжение читайте в рубрике: Одиночная камера

67. Одиночка. Первая неделя в одиночной камере. 

Поделиться ссылкой: