2. 31 декабря в тюрьме.

   Начало: С дорогами полный расход.

     Проснуться в канун Нового года в тюрьме, что может быть ужаснее?

   Где-то по соседству из тюремных камер на продол вылетали запреты: грохотали консервные банки и другие предметы, которые выбрасывали тюремщики во время обыска.

   Второй праздник Нового года в тюрьме. (читать про 1 Новый год в тюрьме здесь: «Как празднуют Новый год в тюрьме».)

   Холод в камере, сырая одежда в пакетах, в кранах бежит только холодная вода. В глубине души – ненависть ко всем людям. Страх и досада после ночного обхода тюрьмы начальником СИЗО в компании любопытных.

   Загремели засовы на бронированной двери и группа тюремных надзирателей радостно ввалилась ко мне в камеру. На лицах тюремщиков радостные и праздничные улыбки, всех этих людей я ранее уважала за их порядочное отношение к арестантам и ко мне.

   Но в эту минуту я ненавидела их всех: сегодня они после работы в СИЗО вернуться домой и будут готовиться к праздничной ночи: делать праздничные салаты, украшать ёлку, с приходом гостей весело встречать Новый год и рассказывать тюремные байки о нас. Я ненавидела их за то, что они имеют право распоряжаться собою, своей жизнью и в любую минуту обнять своих детей – чего была я лишена уже год и будущий год по приговору ничем не изменится, так как теперь я, как и все осужденные не верили в честность судебной системы!

   Эти тюремщики аккуратно, как и всегда в отличие от своих коллег, проводили шмон в моей камере. Я сразу отдала пакет с запретами, который готовила неделю для шмона – загрохотали консервные банки по продолу из моего «пакета для шмона». Под шконку никто из тюремщиков не полез. Там в сапоге лежал запретный мобильник.

   Капитан группы вежливо попросил меня о добровольной выдаче тепловентилятора, так как это был приказ начальника СИЗО после ночного обхода.

   — Нет! Я его не отдам! Попробуйте батарею – она еле тёплая! Я и так сплю в пуховике, и включаю обогреватель только ночью после отбоя! Начальник СИЗО пообещал сегодня встреться со мною, и я его уговорю не отбирать у меня тепловентилятор.

   Тюремщики были не преклонны, я так взбесилась, что от злости швырнула книгу в стену.

   Однако, почему-то книга не полетела в стену, а попала в лицо одной из надзирательниц. Аллочка стояла шокированная с округлёнными глазами. Точно также была шокирована и я от своего поступка. Я была напугана, теперь я боялась себя или монстра, который только что во мне родился. Я не понимала почему книга полетела именно в мою подружку-надзирательницу, а не в того же капитана, который отнял тепловентилятор.

   В дверях стоял мой земляк-тюремщик, который с ужасом и досадой смотрел на меня. Его выражение лица говорило о том, что меня ждут серьёзные неприятности.

   Следующие несколько часов я не ощущала холода в тюремной камере, меня трясло от страха, что очень скоро меня переведут для перевоспитания в пресс-хату. (читать о пресс-хатах в женской тюрьме: здесь.)

   Теперь я очень боялась встречи с начальником СИЗО, у которого ещё вчера просила вернуть посылки, которые мне не отдавали вторую неделю. Посылок было две: в одной продукты и необходимые принадлежности, а во второй – ЖК-телевизор и антенна. Мой сыночек перебивался редкими заработками – жил и работал для того, чтобы содержать свою мать в тюрьме. А тюремщики измывались над арестантами и не выдавали посылки неделями.

   После завтрака заглянул в «кормушку» продольный Викторович, сообщил, что начальник СИЗО будет проводить приём арестанток по заявлениям с 9 до 10 часов дня.

  Мысленно составляла речь для встречи с Хозяином тюрьмы в течение следующих часов, каждый раз нервно вздрагивая от звука открывающих бронированных дверей из соседних камер. Однако, за мною никто не шёл. Часы в тюрьме запрещены, и я не знаю по какой внутренней методике, но большинство арестантов точно определяет время по звукам в СИЗО. Я точно знала, что время течёт к 11 часам.

   Наконец-таки, загрохотали засовы брони и в моей камере. Внутри всё сжалось, сердце выпрыгивало от нарастающего волнения. В дверях появился продольный Викторович. Он удивлённо на меня смотрел. Потом, как-то истерически хохотнул и произнёс не своим голосом:

   — Собирайте свои вещи! Вас переводят.

   — Куда переводят? – нервно глотнула я.

   — Меня не просветили. Начальник не захотел с Вами встретиться. Вам дают тридцать минут на сборы.

   Я была в ударе. «Начальник не захотел с Вами встретиться» — означает в тюрьме не только персону нон грата, но и попадание в низшую касту, а ещё, как вариант, для перевоспитания в пресс-хату. Такая фраза от хозяина СИЗО – как «фас» для зеков и тюремщиков.

   — Меня ждёт ад! – сказала я вслух.

   На что продольный Викторович несколько раз утвердительно махнул головой, как японский болванчик.

   Руки и мозг отказывались меня слушаться: кто-то другой управлял моим телом, которое собирало свои тюремные пожитки. Перед глазами стояли предыдущие пресс-хаты: кровавая драка с «розовыми пантерами» (читать: здесь), мясорубка в пресс-хате с шерстюгой (читать: здесь), красная хата с убийцами (читать: здесь).

   Я спрашивала у себя: «Зачем добровольно идти на тюремный эшафот? Не лучше ли сейчас чиркнуть «мойкой» по венам и уйти на тот свет к любящим людям?»

   В тот момент, когда руки доставали из тайника «мойку», загрохотала бронь и на пороге показался продольный Викторович с двумя козлятниками.

   — Сейчас мы отведём Вас на «вокзал», там проведут обыск и после этого Вас переведут в другую камеру. Ребята из хозотряда помогут перенести вещи. – сообщил тюремщик.

   Стало ещё страшнее, так как для перевода в другую камеру никогда «посещение вокзала для обыска» не требовалось. Если только…, слышала из рассказов арестантов, что иногда неподчиняющихся заключённых избивали в бетонных карманах отстойников на тюремном вокзале, после чего помещали на кичу (в карцер).

 

Продолжение: 3. Красная зона в СИЗО