Начало читайте в: Соседи по хате прибавляются..
На третье судебное заседание я ехала с надеждой, что мои мучения в тюрьме закончатся сразу после допроса последнего потерпевшего и свидетеля.
Группа конвойных автозака была та же, что и в первое заседание, все очень приятные и сочувствующие люди.
Меня опять закрыли в ту же клетку, что и в прошлые разы.
Но в этот раз среди мужчин-арестантов из знакомых был только Пушкарь.
«Приветик, Красавица! Ты знаешь, что Адама сегодня ночью поместили в карцер?» — поздоровался он.
«Добрый день! А что случилось, тебе известно?» — взволновано спросила я.
«Говорят сокамернику нос сломал!» — хохоча сказал Пушкарь.
Я с недоверием уставилась на него и несколько минут переваривала услышанное.
«А в вашей хате этой ночью, говорят тоже весело было?» — неприятным голосом спросил невысоко роста арестант-армянин.
«А кто интересно говорит? Милиция?» — раздражённо спросила я его.
«Нет, не менты! По тюрьме быстро слухи разлетаются!» — со злостью ответил мне армянин.
«Красавица, ты Арама не обижай и на него не обижайся! Он порядочный арестант, на днях на «котёл» переехал. И ты, Арам, сестру не обижай! Видишь, она нервничает и переживает за Адама! Да, и делюга у неё посквернее, чем у нас вместе взятых – тяжкая 318! Так что, давай помягче и уважительнее с ней разговаривай!» — строго сказал «Пушкарь».
«Если мой тон показался грубым, то извини меня, сестра! Сегодня вечером в знак примирения пришлю тебе самый вкусный швейцарский шоколад!» — переменил тон армянин.
«Ты меня тоже прости за резкость! У нас и правда сегодня ночью было не спокойно. Ещё и за суд переживаю.» — извинилась я перед армянином.
«Пушкарь» от моего имени пересказал мою «делюгу», и все, кто был в клетках сочувственно на меня посмотрели. В этот выезд я опять была одна из женщин среди восьми арестантов-мужчин.
Конвойные отвели меня в судебное заседание, но из потерпевших опять никто не явился. Я потребовала от судьи, чтобы недопрошенных потерпевшего и свидетеля доставили приводом в следующее судебное заседание. (В конце статьи прикладываю отрывок из протокола судебного заседания.)
Не успели конвойные замкнуть за мною клетку, как в помещение вошли судебные приставы из отдела и стали требовать, чтобы я расписалась в уведомлении, что имущество моей фирмы они выставляют на торги.
Я была вне себя от бешенства: накричала на конвойных, что они не имели права запускать ко мне этих приставов, которые снимали меня на камеру телефона. Отвернувшись ото всех к стенке, я закрыла руками уши и мысленно читала молитву «Отче наш».
Спустя какое-то время, конвойный отомкнул дверь клетки и позвал меня за собою.
Меня завели в туалетную комнату и оставили наедине с женщиной-офицером в форме сотрудников конвоя. Она обняла меня, и я очень долго рыдала на её плече.
«Оля, мне кажется, что они меня хотят посадить и надолго!» — сквозь слёзы сказала я.
«Как несправедлива к тебе жизнь! И в правду, старики говорят, что за грехи родителей – дети отвечают! Но в твоём случае – это несправедливо!» — ответила офицер Ольга.
«Да, Оля, ты права! Это несправедливо. У тебя не будет проблем, что ты со мною разговариваешь?» — шмыгая носом, ответила я.
«Не волнуйся за меня. Сейчас эта комната не прослушивается. Как там у тебя в камере? Какие сокамерницы? Связь есть? Что-нибудь нужно тебе передать из продуктов или вещей?» — быстро продолжила офицер.
«Сыночек передачки делает, мне хватает. А в камере стало неспокойно. Этой ночью одна мразь хотела меня подставить, но сокамерницы на моей стороне оказались. Звоню только сыну – сама понимаешь, прослушка записывает все разговоры.» — пояснила я.
Офицерша многозначительно поводила бровями.
«Нет, ему я не звонила. Но сын с ним встречался. Он ему обещал подключиться, однако, что-то там пошло не так.» — ответила я ей.
«Да, когда человека «заказывают посадить» люди из прокуратуры, то все боятся! Приговор может быть обвинительным и жёстким. По твоему судье видно, что бабки за твою посадку – уже истратил!» — резюмировала офицерша.
«Оля, нет! Один человек меня заверил, что именно этот судья рассмотрит дело по справедливости, в мою пользу!» — резко ответила я.
«Хочешь сказать, что он так искусно подыгрывает им? Верится с трудом! Говорила тебе, надо делать отвод всему судебному составу этого суда! А другой бы суд уже по справедливости рассмотрел дело и ты была бы уже на свободе.» — раздражённо сказала Ольга.
«Когда допросят последнего потерпевшего со свидетелем — тогда станет ясно! Хотя ещё и эксперт не допрошен. Время подзатягивают для чего-то..» — неуверенно произнесла я.
Ольга испуганно на меня посмотрела и сказала:
«Вот именно! Время затягивают — для чего-то!»
В дверь негромко постучали и вошёл мужчина в форме.
«Привет, девчонки! Там арестанты «за сестру» волнуются! Обещают устроить сейчас кипиш, если мы арестантку целой и невредимой не приведем!» — подмаргивая мне, произнёс офицер.
Я рассмеялась с облегчением и сказала:
«Привет, Паша! Вот видишь, если, что меня братья-арестанты на тюрьме защитят! Тем более, у меня есть уже и ангел-хранитель — Адам!»
«Смотрите не заиграйтесь с Адамом! А то, начнут вас обоих отрабатывать, как опасных арестантов. Кстати, как он там? По бумагам должен быть сегодня в суде!» — произнёс офицер.
«Арестанты сказали, что в карцер ночью попал. Нос сокамернику сломал.» — грустно ответила я.
«Ох, уж сильно он тебя оттуда защитит! Ладно, землячка, держись и не падай духом! Есть несколько «наших земляков» среди тюремщиков – сообщу им, чтобы за тобою приглядывали! А сейчас, пора идти, а то «твои братки» чего доброго и суд разнесут кипишеванием!» — сказал офицер и подойдя, чмокнул меня в макушку.
Когда меня обратно привели в клетку, арестанты были взволнованы и злые.
«Тебе угрожали? Ты заплаканная!» — спросил арестант Арам.
«Нет, не угрожали. Сердечные капли давали, сердце прихватило!» — спокойным голосом и с улыбкой ответила я.
«Сестра, знай, то, что мы сегодня услышали, как эти шакалы позорные отбирают у тебя бизнес – мы тебя в обиду не дадим! Если нужна помощь на воле твоему сыну, скажи, друзья помогут! Если надо наказать кого, то только скажи, сразу сделаем!» — распалялся Арам.
Остальные арестанты тоже гудели и предлагали свою помощь.
«Суки продажные!» — кричал «Пушкарь» и его поддерживали все арестанты.
В комнате арестантов ещё долго стоял шум. Только через час, один из конвойных заглянул и спросил:
«Вы поедете сегодня в тюрьму? Или все тут до завтра останетесь бойкотировать?»
Я удивлённо посмотрела на конвойного, а «Пушкарь» уже мне объяснял:
«Мы думали тебя забрали отрабатывать. И объявили, что не уедем на тюрьму, а будем здесь голодовку держать, пока тебя не вернут!»
«Спасибо вам всем огромное! Я даже не знала, что у меня столько заступников! Низкий вам поклон от меня!» — сказала я, обращаясь ко всем с уважением.
Через сорок минут мы все были в тюрьме. Меня подвели к отстойнику, из-за которого раздавались голоса. Когда открылась бронь, то меня встретила нерадостным взглядом «Дизель». Остальные трое арестанток смотрели на меня с интересом.
«А, привет! Как это мы утром разминулись!» — угрожающим тоном произнесла «Дизель».
«Привет.» — сухо ответила я.
Игнорируя «Дизель», я стала знакомиться с арестантками, прежде представившись сама.
Из троих неизвестных арестанток, очень интересной для меня оказалась Мария-адвокат, которую арестовали во время передачи взятки в кабинете судьи. Но, как рассказала Мария, следовательница вменила ей мошенничество, а судья оказалась ни при деле. Мария была уже предпенсионеркой, с воли ей помогала только дочь, которая ухаживала за парализованной бабушкой.
Наш разговор прервала надзирательница, которая вывела нас всех для обыска. Мы находились в огромном зале, с одной подвесной видеокамерой.
«Женщины, давайте по-очереди раздевайтесь догола и становитесь на резиновый коврик в углу для приседаний.» — объявила нам надзирательница.
«В каком смысле догола? Под видеокамерой мы должны голыми в вприсядку плясать? А вы потом всей тюрьмой над нами ржать будете?» — угрожающе произнесла «Дизель».
«Никто над вами ржать не будет! Начальник распорядился, чтобы обыски заключенных проводились под видеокамерой. Из-за недавних событий в тюрьме. Эта видеокамера снимает нашу работу, а не вас!» — раздражённо ответила надзирательница.
«Я отказываюсь под видеокамерой раздеваться. Любой хакер сломает вашу систему и выложит в интернет, как я голая перед вами присаживалась! Это нарушение моих конституционных прав! И я буду жаловаться на ваши незаконные действия!» — грозно заявила я.
В этот момент на стене зазвонил стационарный телефон.
«Да, заключённые отказываются раздеваться догола под видеокамерой!» — ответила надзирательница по телефону.
Закончив разговор, она подошла к нам и негромко сказала:
«Гусев звонил. Злющий. Сейчас сюда придёт для разбирательств.»
«Такой говнюк!» — шёпотом мне на ухо сказала «Дизель».
Через несколько минут бронированная дверь распахнулась и зашли несколько надзирателей. С одним из них я уже встречалась, когда конвойный отказывался выставить лестницу к автозаку. (Начало отработок.)
«Гражданин начальник, мы не знали, что это вы лично сидите за монитором и наблюдаете за нами голыми. Если бы нам об этом сразу сказали, то мы бы с удовольствием сбросили с себя одежду и устроили глубокие приседания для вашего удовлетворения! Мы же понимаем, что у каждого свои фетишские болезни!» — с иронией произнесла «Дизель».
«Так, ну с тобою понятно! А, Вы, что, тоже тут «быкуете», а с виду — порядочная женщина!» — произнёс майор, глядя на меня.
«Когда я поступала в тюрьму, то расписывалась, что меня уведомили о том, что ведётся видеонаблюдение. Но я не давала разрешения, чтобы меня снимали на камеру голой! Вы нарушаете наши права! Вы обязаны не унижать наши честь и достоинства! И если, Вы, будете меня силой раздевать, то я вынуждена защищать свою честь всеми способами! А если, Вам, действительно нужно следить за работою надзирательниц, то, Вы, могли нам поставить медицинскую ширму, что не так бы унижало нас!» — яростно произнесла я.
«Капитан, сколько у нас там свободных карцеров? Пойдём посмотрим кого можно оттуда на время освободить, чтобы этих заключенных туда поместить.» — произнес майор, не отводя своего взгляда от моего лица.
Когда все вышли и осталась только одна надзирательница, то опять зазвонил стационарный телефон. Молча выслушав, что ведала трубка, надзирательница обратилась к нам:
«Те, кто передумал, оставайтесь в зале для обыска. А кто также против и готов ради идеи идти в карцер, зайдите на время в отстойник. За вами позже придут из карцера.»
В отстойнике мы остались вдвоём: я и «Дизель».
«Знаешь, как тебя мусора на тюрьме называют? «Волк в овечьей шкуре.» — глядя на меня, неприятным тоном произнесла «Дизель».
«Мне даже на воле было плевать, какие обо мне распускают сплетни и слухи. А уж здесь, тем более!» — с презрением произнесла я и выдержала долгий пронзающий взгляд этой арестантки.
В этот момент я подумала, что эта некрасивая женщина, с огромными ручищами очень легко может меня побить. Неожиданно «Дизель» расхохоталась.
«Да, кто бы мог подумать, что в такой хрупкой бабе, как ты, столько смелости!» — насмехаясь, произнесла она.
Я молчала, игнорируя все её реплики.
«Ну, что вы там с цыганками составили против меня заговор?» — продолжила «Дизель».
«С какими цыганками?» — непонимающе переспросила я.
«Ну с Розкой и её подельницами. В прошлую встречу, вы так любезно сдружились.» — напомнила она мне.
«Помнится, что они предложили свою дружбу, заметив твою агрессию ко мне!» — теперь напомнила я ей.
Несколько минут мы молчали и разглядывали друг друга. Затем сев на единственную скамью подальше друг от друга, продолжили молчать, размышляя каждый о своем.
«Тебе дать сигарету? Или ты вообще не куришь?» — неожиданно дружеским голосом обратилась ко мне «Дизель».
«Стала курить здесь, но очень редко, когда совсем с эмоциями не справляюсь.» — призналась я.
«Говорят, пассивный курильщик больше страдает в тюрьме и чаще заболевает туберкулёзом!» — с умным выражением произнесла она и протянула мне сигарету из своей пачки.
«Эту фразу я уже слышала от Адама. Вы действительно с ним друзья или что-то больше?» — ответила я ей, видя, как от удивления у неё вытягивается лицо.
«Да, мы только друзья.» — быстро ответила она.
«Почему ты тогда ко мне враждебно настроена? Тебе же известно выражение: друг моего друга — мой друг? Адам для меня тоже только друг.» — ещё больше удивила я её своим вопросом.
Она смотрела на меня и не знала, что ответить. Долгую и неловкую тишину спасла надзирательница, которая открыла бронь.
«Ну вы девоньки даёте! Из-за вас пришлось тащить с другого корпуса из больнички медицинскую ширму!»
Мы переглянувшись с «Дизель», громко и победно рассмеялись.
После обыска, я опять только после отбоя попала в камеру. Встречали меня две Наташи, как всегда, но в этот раз были очень измучены.
Как только я вышла из туалетной комнаты, они мне поделились новостями прошедшего дня. Наркоманок Валю и Галю из раколовки привели только к обеду. Маша-хохлушка с обеда была востребована: то беседа с надзирательницей, то следственные действия, то передачка. После передачки хохлушка пошептавшись с наркоманками Наташей, Анной, Валей и Галей, спустя короткого времени все впятером были под наркотическом опьянением. После дебоша, что они устроили в камере, прошёл очередной шмон. Сейчас пятеро дебоширов спали непробудным наркотическим сном.
Я была в шоке, действительно наркоманки не хотят даже в тюрьме прекращать употреблять наркотики.
«Девочки, вот лично мне страшно, а вдруг во время очередного шмона, хохлушка свои «колеса» подбросит на мою шконку, и мне припаяют ещё и распространение их в тюрьме?» — испуганным шёпотом сказала Наташа-воровка.
Мы втроём испуганно переглядывались, вспоминая случай, когда «фонарик» Машки оказался в матрасе у Милки. (Не верь, не бойся, не проси!)
«Интересно, кто именно ей передает эти колеса! Если тюремщики, то у неё должна быть инструкция, как от них избавиться в опасных ситуациях. А если следователь или адвокат, то может и «сбросить» на любую шконку.» — продолжила Наташа.
«Какой ужасный для нас всех был сегодняшний день!» — с тяжестью в голосе сказала я, и пожелав сокамерницам спокойной ночи, легла спать.
Продолжение: Рокировка в хате: первоходка на рецидивисток.
Пожертвовать на развитие сайта
(Donate to the development of the site):
QIWI: qiwi.com/n/BEF05
ЮМoney: https://yoomoney.ru/to/4100115451834240
Закон напрасно существует для тех, у кого нет ни мужества, ни средств защищать его.
Бездействие в тюрьме — преждевременная смерть.
Время залечивает все раны.
Thanks for your blog, nice to read. Do not stop.
в карцере не всем опасно. одних накажут жестко, другие отдохнут от сокамерников