32. Как стать смотрящей в тюрьме.

    Начало читайте в: Долгожданный допрос потерпевшего и свидетеля.  

   На утренней проверке произошла заминка с выходом арестанток из камеры. Надзиратели и продольные стояли в камере и молча наблюдали наш арестантский бабий бунт.

   «Маша, выходи теперь на продол вместе со всеми. Теперь старшая должна оставаться в камере во время проверки!» — категорично заявила Наташа-армянка.

   «Я не буду выходить! Мне «Василиса» поручила находиться во время проверок в камере! И я год уже, как участвую во время проверок и обысков!» — отказалась Маша-хохлушка.

   «Она тебе поручала это, потому что у нас в камере не было старшей, но теперь она есть, и ты должна вместе со всеми выходить на продол!» — продолжала настаивать Наташа-армянка.

   «Всё, девочки, хватит! Пусть она сейчас останется в камере, а после проверки уже будем разговаривать!» — сказала я.

   «Нет, если она не выйдет сейчас на проверку, то тогда мы все останемся в камере!» — неожиданно заявила Галя-наркоманка.

   Тюремщикам надоели наши разборки и одна из надзирателей спросила:

   «Кто у вас сегодня в камере дежурный?»

   Мы переглядывались, вспоминая чья сегодня очередь дежурить в камере.

   «Я — дежурная.» — напомнила Наташа-наркоманка.

   «Ну вот, ты остаёшься, а остальные на продол и лицом к стенке! И чтобы с сегодняшнего дня, по-очереди во время проверок в камере находилась только дежурная, а не какие-то там «смотряги»!» — скомандовала надзирательница Ольга Васильевна.

   «Я не выйду!» — упрямо заявила Маша-хохлушка.

   «Тогда собирайся в карцер! Устраиваете мне тут путч на пустом месте!» — грозно заявила тюремщица.

   Хохлушка со слезами на глазах выбежала одна из первых на продол.

   После проверки все сели за стол и поговорив, решили, что во время проверок в камере будет находиться дежурная, а во время обысков присутствовать буду я.

   Не успели мы закончить обсуждение, как к нам в камеру ввалилась группа тюремщиков из десяти человек для обыска -шмона. У каждого из надзирателей были включены мобильные видеокамеры.

   Надзирательница Ольга Васильевна приказала выйти из камеры всем, кроме меня.

   Меня попросили представиться на камеру. Назвав свои данные и статью, я обратилась ко всем тюремщикам с заявлением:

   «Уважаемые сотрудники СИЗО, обращаюсь к вам с просьбой: пожалуйста, личные вещи из сумок не бросайте на пол, а аккуратно выкладывайте на кровати! Также заявляю, что запрещенных предметов у нас в камере нет!»

   Все надзиратели заулыбались и начали проводить обыск, впервые за то время, что я была в тюрьме, делали они это очень аккуратно.

   Когда одна из надзирателей хотела выбросить на продол цветные полотенца, я её остановила и сказала:

   «По правилам СИЗО, заключенным не запрещено иметь с собою яркие полотенца и одежду. Как и не запрещено иметь косметику и другие предметы, которые были приобретены родственниками в тюремном магазине!»

   Улыбаясь, надзиратели в эту проверку оставили абсолютно всё в камере и ничего не выбросили на продол.

   «Товарищ капитан, линолеум срывать будем?» — спросил один из тюремщиков.

   «Пожалуйста, не срывайте! На прошлой неделе нам уже срывали полы и линолеум, который несколько дней потом валялся около входа, потому что его нечем было прибить. А если бы кто-то из проверяющих приехал в этот момент? Поверьте, нам нечего прятать!» — попросила я капитана.

   Его глаза улыбались, но он старался быть строгим и наигранным грозным тоном сказал:

   «Не срывайте! Сворачивайте проверку. В этой камере всё в порядке! И надеюсь, так будет и впредь!»

   Когда мои сокамерницы зашли в камеру, то все удивлённо восхитились.

   «Первый раз, когда одежда на шконках, а не на полу. И полотенца не выбросили!»

   На это я смущённо заулыбалась и сказала:

   «Отбивалась, как могла.»

   «Девочки, давайте быстренько все вместе убирать в камере, а то у меня такое чувство, что сегодня это не последние у нас гости! Устроят нам праздник перед Пасхой!» — испуганно сказала Наташа-армянка.

   И Наташа оказалась права, гостей в этот день оказалось много.

   В десять часов утра за окнами перекрикивались несколько мужчин-арестантов: «С дорогами полный расход!»

   Через несколько минут после переклички арестантов, прибежала «продольная» и открыв карман, сказала:

   «Девочки, быстро по-белому! Приехали из управы!»

   Мы застелили кровати поверх одеяла белыми простынями, попрятали все цветные полотенца и всю одежду по сумкам, которые запихнули под нижние шконки.

   Все сели на скамьи с открытыми книгами в ожидании гостей.

   Но карман опять открылся, и продольная сказала, чтобы я и Маша-хохлушка собирались на следственные действия: ко мне пришёл адвокат, а к Маше следователь.

   Нас двоих под конвоем отвели в административный корпус. Меня завели в комнату, где за столом сидела та женщина-адвокат, которая накануне уже была в суде. От неё разило перегаром.

   «Я изучила все материалы дела и уже поговорила с судьёй. Он также, как и я согласен, что дело против вас грубо сфальсифицировано.» — произнесла она.

   Я очень обрадовалась на её слова, но мне не давала покоя её нервозность и нежелание смотреть мне в глаза.

   В течение двадцати минут она говорила о несоответствии в показаниях между потерпевшими. В общем, она повторяла мои слова, которые я говорила не раз уже в суде, а также указывала на них в своих письменных заявлениях.

   «Экспертиза тоже грубо подделана. Поэтому считаю, что нужно отказаться от вызова в суд для допроса эксперта, а соглашаться на предложение судьи.» — быстро протараторила она.

   «А какое у судьи предложение?» — удивлённо спросила я.

   Адвокат вытащила небольшой листок бумаги и написала: «50 000.»

   «Евро, долларов?» — ошарашенно спросила я.

   Адвокат отрицательно покачала головою.

   «Рублей?» — удивлённо спросила я.

   Она кивнула утвердительно головою. Я несколько минут смотрела на нее и не верила в происходящее. Когда она подняла на меня стыдливые глаза, меня разобрал истерический смех.

   «Может быть Вы хотите эту сумму себе взять за мою защиту?» — спросила я, когда немного успокоилась.

   «Такую сумму я беру только в виде аванса!» — с обидой в голосе, дыша на меня перегаром, ответила защитница.

   «Но я никогда не поверю, что именно этот судья готов мелочиться на такую сумму! Боюсь, Вы мне не подходите, как мой адвокат!» — ответила я и вышла из комнаты.

   Конвойный отвел меня в отстойник, где уже сидела Маша-хохлушка и плакала.

   На мой вопрос, она, шмыгая носом, ответила:

   «Адвокат отказалась вести моё дело. А следователь принёс постановление об окончании следственных действий. Завтра начнут знакомить с материалами уголовного дела.»

   «А я сама сейчас отказалась от долбанутой адвокатишки. Она заявила мне, что судья хочет получить пятьдесят тысяч рублей!» — поделилась я.

   «Может ты не поняла, не в рублях, а в евро?» — недоверчиво спросила она.

   «Да, я тоже сначала подумала, что в евро, но она заявила о рублях! Ты понимаешь, на сколько бедны сейчас судьи!?» — округлив глаза объяснила я.

   Мы вдвоём так громко и долго хохотали, что прибежали две надзирательницы и рассадили нас по разным «отстойникам».

   Через несколько минут ко мне в отстойник завели другую арестантку. Мы однажды уже с нею встречались, когда выезжали в суд.

   Это была тётя Маша – адвокат, пойманная со взяткой для судьи.

   Мы разговорились, и я рассказала о сегодняшней встрече со своим адвокатом. В этот раз мы смеялись негромко, а просмеявшись, тётя Маша сказала:

   «Я знаю эту адвокатшу, она пьянчужка и глупа, как пробка! Судью твоего лично не знаю, но слышала, что он раньше денег не брал, а сейчас не знаю. Я уже два года в тюрьме, может за это время изменился. Но скажу тебе с точностью, что некоторые судьи за смягчение приговора берут не меньше двух лямов рублей!»

    «Представьте, а если судья написал этой дуре такую цифру, рассчитывая, что она поймет, что речь идёт об евро. А тут я соглашаюсь, даю ей в рублях. О, как бы я хотела видеть его лицо, когда бы она ему вручала эту рублевую сумму.» — смеясь предположила я.

   В этот раз мы уже не смогли тихо посмеяться. Мы смеялись громко, долго, перебивая друг друга, предлагая разные варианты его поведения. От смеха текли слезы. 

   Очередной раз распахнулась бронь «отстойника» и надзирательница посмотрела на нас удивлённо, как на глупых дур.

   «Простите нас, это всё нервы, после встречи с адвокатами!» — сказала тётя Маша-бывший адвокат.

   И мы, переглянувшись с нею, опять громко рассмеялись.

   «Пойдёмте, отведу вас по камерам, а то тут управа ходит, а вы ржёте, как лошади! Нормальные бабы ревут в тюрьме, а вам весело!» — бурча произнесла тюремщица и отвела нас по камерам.

   Когда я зашла в камеру, то испуганная Наташа-армянка сказала:

   «Приходила «Василиса», хотела тебя и хохлушку на «беседу» вызвать. Такая злющая, как дракониха. Когда узнала, что вас вместе отвели на следственные действия, то вообще была вне себя от бешенства. А Машка, где?»

   Я рассказала сокамерницам о своей встрече с адвокатом и её предложении, очередной раз поучаствовав в смехотерапии.

   Как раз в тот момент, когда мы хором хохотали, отворилась бронь, и в камеру вошли статные молодые офицеры в праздничном обмундировании.

   Мы все ошалело вытаращились на них, словно загипнотизированные сидели за столом и не могли пошевелиться.

   «Заключённые, встали, построились!» — проорала бешеным голосом надзирательница «Василиса».

   Мы все разом подскочили и выстроились в шеренгу, видя моё замешательство, Наташа-воровка вышла вперёд и отрапортовала:

   «Заключённые камеры сто девяносто в количестве восьми человек построены, одна находится на следственных действиях. Дежурная по камере осужденная Л-ва.»

   Проверяющие прошлись по камере, заглянули в туалетную комнату, и выстроились напротив, с любопытством разглядывая нас.

   Я смутилась, заметив, как молодой и симпатичный мужчина с погонами полковника, улыбаясь, рассматривает меня с ног до головы.

   «У вас есть какие-либо замечания, жалобы или предложения?» — спросил приятным голосом полковник, глядя только на меня.

   Я смотрела на него и пыталась вспомнить, где и когда его уже видела и слышала этот знакомый голос. Заметив мою растерянность, он продолжил:

   «Я имею ввиду жалобы на сотрудников СИЗО, а не на бессовестных следователей.» — улыбнулся он мне приятной улыбкою.

   Это был тот самый мужчина, который прекратил мои страдания на следственных действиях со следователем. Но тогда он был в звании подполковника, «видимо повысили»-успела подумать я. (Беспредел на следственных действиях.)

   «На сотрудников СИЗО у нас жалоб пока нет! Спасибо Вам за спасение арестанток из лап мучителей-следователей!» — сказала я ему с благодарной улыбкой.

   Он рассмеялся, подмигнул мне и сказал, выходя из камеры:

   «Скорейшего вам всем освобождения, девушки! И с наступающим праздником Светлой Пасхи! Сегодня после ужина всем арестантам в тюрьме от ФСИН и благотворительной организации раздадут освещённые пасхальные куличи. Берегите себя!» — последнюю фразу подполковник сказал, глядя на меня.

   Сопровождавшие его сотрудники с любопытством поглядывали на меня, когда выходили из нашей камеры.

   Когда дверь закрылась за ними, мы с облегчением уселись все за стол. Сокамерницы смотрели на меня вопросительно и ждали от меня объяснения.

   «Я не знаю, ни как его фамилия, ни как его инициалы. Но это благодаря ему, следователь прекратил беспредел тогда, когда должен был ознакомить меня с материалами дела. Следователь оскорблял, унижал и глумился надо мною, а адвокатишка листал папки с документами и ржал надо мною.» — начала я своё объяснение.

   В этот момент залязгали цепи и ключ на «брони», и мы все рванули из-за стола и выстроились опять в шеренгу. «Бронь» распахнулась и завели зарёванную Машу-хохлушку.

   «Ого, как вы меня встречаете!» — удивлённо произнесла она, а мы рассмеялись.

   «Девчонки, расслабьтесь и можете перекусить! Проверяющие ушли на нижние этажи. Но только на кровати не заваливайтесь, вдруг вернутся!» — сказала продольная.

   Вздохнув с облегчением, Наташа-наркоманка рассказала Маше-хохлушке, как нас посетили проверяющие.

   Не успели мы расположиться за кружками с кофе, как опять загремели цепи и замки на «брони», мы все подскочили и выстроились в шеренгу.

   В камеру зашла надзирательница «Василиса», и мы все напряглись. Она прошлась по камере и довольным голосом сказала:

   «Молодцы, девочки! Начальник и проверяющие довольны вашей камерой. Сказали, что ваша камера одна из немногих идеально вымыта и не воняет табаком. И сами вы все своим внешним видом порадовали меня, накрашены, нарядились. Спасибо, девочки, что не подвели меня. Во многих камерах женщины были заспанными и неаккуратными, да и порядок поленились навести. Теперь всем в других камерах буду вас в пример ставить.»

   Мы расслабились и заулыбались.

   «Сегодня после ужина хочу с Вами побеседовать наедине.» — сказала она мне, всё тем же довольным голосом.

   «Поняла.» — ответила я напряжённым голосом.

   «Сколько у вас в камере тазов, вёдер? Я сейчас пришлю мальчиков из хозотряда и вам принесут ещё пару новых тазиков и вёдер. Кипятильников у вас хватает? Если нужны ещё, то у меня есть парочка на складе. А позже принесу Вам пакетов гигиенических, туалетной бумаги и стирального порошка. Этот старый питьевой бак сейчас заменим на новый. Наволочки у вас всех желтоватые, принесу из запасов новые белоснежные.» — обращалась ко мне «Василиса», как к давней подруге.

   Ещё до вечерней баланды-ужина у нас в камере были новые: швабра с ветошью, веник, ведро, тазики, наволочки, бак для питьевой воды, кипятильники, алюминиевые кружки, подставка для обуви, вешалка для одежды и одна тумбочка. Также нам принесли и выдали каждой по гигиеническому пакету, вафельному полотенцу, рулону туалетной бумаги и зубные пасты с щётками, кусок хозяйственного мыла и на всех пачка стирального порошка «Тайд».

   Мы все были безумно счастливы новым предметам, как будто посетили хозяйственный магазин.

   Вечерней баландой в этот день нас тоже порадовали, на ужин раздавали салат «Винегрет», варенный картофель и морскую рыбу. Такой ассортимент в тюрьме очень редко встречается, за три месяца, что я была в тюрьме, аппетитную баланду давали только на Новый год и второй раз на Рождество.

   Через час после ужина, за мною пришёл мужчина-продольный и вывел на беседу к «Василисе».

   Мы сидели с нею всё в том же кабинете, что и в прошлые разы. В эту встречу «Василиса» никак не решалась начать беседу. Пригласив меня сесть на стул за стол, сама суетливо раскладывала карточки арестанток. Собрав карточки в папку, она произнесла:

   «До меня дошли сведения, что Вас мужской корпус назначил смотрящей, то есть старшей по камере.»

   Я молча пожала плечами.

   «В прошлые наши встречи, Вы мне показались очень серьёзной женщиной, которая нацелена на выход из тюрьмы и которую не интересуют тюремные игры!» — продолжила она.

   Мне стало неловко и даже стыдно после этих слов.

   «У меня не спросили моего мнения по поводу назначения.» — ухмыльнувшись, сказала я с вызовом.

   «Скажу Вам честно, за последние несколько лет, это первое назначение старшей по камере, не согласованное с администрацией тюрьмы. Когда-то очень давно, такие схемы уже были, когда мужчины-арестанты назначали в женских камерах своих людей, но тогда в тюрьме была другая политика. Тогда не было сотрудничества между сотрудниками тюрьмы и сидельцами. Сейчас же мы активно сотрудничаем с арестантами и идём на многие уступки, относимся к вам, как в европейских государствах. Стараемся сделать многое, что зависит от нас, чтобы в тюрьме не было забастовок и карательных мер. Я в тюрьме работаю очень давно и скажу прямо, что за последние десять лет, как сейчас сидят арестанты, можно приравнять к санаторным условиям, конечно с ограничением свободы.» — заявила «Василиса».

   «Что Вы хотите от меня?» — прямо спросила я.

   «Я согласна, что с Вашим приходом в камеру, действительно сто девяностая камера стала единственной и идеальной во всех отношениях: как порядок, так и взаимное уважение среди женщин. Но я считаю, также, как и Ваша «подруга Дизель», что эта должность Вам не по плечу. У Вас слабый характер, не смотря на то, что на свободе Вы создали свой бизнес. Но этот бизнес у Вас отобрали и засунули Вас погибать в тюрьму. А там, у Вас было намного больше возможностей показать силу своего характера. Здесь же, в тюрьме, иначе, у Вас нет возможностей и связей, друзей, родных, которые смогут встать на Вашу защиту против агрессивных наркоманок. Здесь Вам смогут помочь и защитить Вас только сотрудники тюрьмы. А чтобы мы хотели помогать и защищать, Вы должны сотрудничать с нами, докладывать об обстановке в камере и выполнять наши поручения.» — объявила тюремщица.

   «Пример сможете привести, сотрудничества других старших из камер?» — спросила я.

   «Ну вот, например, за хорошую выполненную работу, когда строптивую арестантку научили послушанию и уважению к сотрудникам СИЗО, я лично, одной старшей передала на всю камеру мобильный телефон, чтобы в любое время суток женщины могли созвониться со своими родными. Они теперь не мучают своих родных поздними маломинутными звонками по «полётке». А, Вы, думали нам неизвестно, что каждую ночь арестанты созваниваются по «полётке»? Все действия арестантов согласованны с администрацией тюрьмы! Также нам известно, что лично Вам один арестант присылает смартфон, чтобы Вы разговаривали со своим сыном. Кстати, как Ваш сын, всё ещё болеет?» — ошарашила она меня.

   «Да, всё ещё болеет!» — растерянно произнесла я.

   «Поймите, всё, что делается в тюрьме, полностью контролируется нами. Ну, кроме вот Вашего назначения. Меня бы больше устроила в виде старшей – это Маша из Украины. Она уже давно находится в тюрьме, лучше Вас знает обстановку, а также, как лучше влиять на действия наркоманок.» — с хитрым блеском в глазах произнесла надзирательница.

   «Так чего же, Вы, её раньше не назначали старшей? Или эта кандидатура не устраивала мужской корпус?» — спросила я с вызовом.

   Щека у надзирательницы дёрнулась, и я поняла, что попала в точку.

   «Так, ну мы уже долго тут с Вами засиделись. Пора подвести итог. Мне приходится читать все документы арестанток в суд и из суда. По Вашим документам, я увидела, что дело против Вас неаккуратно сфабриковано. Возможно, Вам повезёт в порядочности судьи и Вас ждёт скорое освобождение. Но за всё время, что я работаю в тюрьме, насмотрелась таких нелепых приговоров, что уже ничему не удивляюсь. А за то время, что Вы будете здесь, давайте постараемся подружиться.» — заявила «Василиса».

   «Если эта «дружба» не будет идти вопреки моим принципам, то можно попробовать.» — ответила я уклончиво.

   Видно было, что ответ не понравился «Василисе», она долго обдумывала следующую фразу и произнесла:

   «Хорошо, давайте поэкспериментируем с Вашим назначением. С сегодняшнего дня разрешаю вашей камере ставить «дорогу» сразу после вечерней проверки, но если в тюрьме не будет проверяющих. Мужской корпус вам сообщит, когда «дороги в добром». Так же разрешаю, чтобы «полётка прилетала» сразу по дорогам до отбоя. Но Вы должны контролировать, чтобы разговоры «по полётке» были только с родными. На следующей неделе Вас ждёт испытание, справитесь – останетесь старшей в камере, если нет, то старшей назначу Машу. Если Вы мне конечно не хотите сейчас сообщить, что-то очень важное и компрометирующее Машу из Украины.» — она пристально заглянула мне в глаза.

   «На Машу у меня нет компромата, о котором Вам не было бы известно. Но я ещё раз хочу повторить, эту должность я не просила, и моего мнения никто не спросил.» — заявила я.

   «Ну хорошо, пусть будет так. Надеюсь о нашем разговоре никому не будет известно. Сокамерницам скажете, что это мужской корпус разрешил рано ставить дорогу и получать «полётку». Я сейчас пойду и уведомлю об этом вашего главного арестанта.  Договорились?» — разочарованным голосом произнесла надзирательница Василиса.

   «До свидания. С наступающим праздником Светлой Пасхи!» — ответила я надзирательнице.

---

Пожертвовать на развитие сайта

(Donate to the development of the site):

QIWI: qiwi.com/n/BEF05

           ЮМoney: https://yoomoney.ru/to/4100115451834240

---

   Продолжение: Пасхальное воскресенье в тюрьме.

Фотографии взяты из интернета.

Поделиться ссылкой: