Начало читайте: 52. Тюремные шакалы — акушерки.
Первые три дня в некурящей камере не было никаких инцидентов. Арестантская жизнь шла обыденной чередой: в 6 утра проверка, затем завтрак-баланда, прогулка в тюремном дворике, уборка в камере, обед-баланда, свободное время, вечерняя проверка, ужин-баланда и в 22 часа отбой.
На прогулку выходили мы втроём: я, Наташа-наркоманка и Лариса-цыганка. Лиза-старшая по «хате» постоянно была недовольной. Она возмущалась, что в камере стало вонять тюремной баландой, также её не устраивало, что мы рано утром выходим на прогулку и из-за её будим. Лиза ежедневно выходила «на беседы» с Василисой, никого из нас не стесняясь и не скрывая, она громко объявляла продольной:
«Узнайте у Василисы, когда она меня сегодня примет!»
Каждый вечер я отправляла «малявы» Полине, в которых уговаривала её перейти в нашу некурящую камеру. Объясняла ей, что в камере из десяти человек не курили только четверо, а остальные сокамерницы якобы пытались «бросить». Но ответа от Полины я никакого не получала.
Я догадывалась, что Дизель запретила дорожнице отдавать мои малявы кому-либо в хате. Но я ждала выезда в суд, в надежде что в отстойнике тюрьмы передам маляву Полине через какую-нибудь арестантку, конечно же, не за бесплатно. Как говорила уже раньше, по тюрьме за сигареты можно получить любую услугу.
За два дня до моего выезда в судебное заседание, в камере произошли существенные изменения. С утра вывезли на этап Тамару-убийцу, которая на свободе отравила свою соседку. Перед обедом, Женю-рецидивистку вывели к врачу, по возвращению она сообщила, что её на днях вывезут в тюремную больницу для обследования, так как у неё обнаружили тяжелую форму сахарного диабета.
Раньше, от других арестанток я уже слышала, что в тюрьме можно сделать себе группу по болезни, но это стоило огромных денег. Поэтому, когда Женя сказала о сахарном диабете, я ей не поверила, догадываясь, что она рассчитывает на смягчение апелляционного решения по своему приговору о лишении её свободы на девять лет.
К вечеру из суда привезли рецидивистку-убийцу Римму, которая была недовольна решением судьи о повторной психиатрической экспертизы.
«Ох, Римка, может нас вместе повезут в больничку!» — обрадованно сказала Женя-рецидивистка.
«Нет, меня хотят в другой регион в психушку на обследование вывезти.» — недовольно пробурчала убийца Римма.
От таких новостей, я обрадовалась, что из камеры увезут убийц-беспредельщиц. А вот сокамерница Лиза загрустила и была обеспокоенной. Она попросила надзирательницу о повторной встрече с Василисой. На «беседе» Лиза пробыла очень долго, возвратившись, она внимательно на меня посмотрела и остаток вечера была очень задумчивой.
На следующий день, рано утром Лиза пригласила меня выпить вместе кофе, чем меня очень удивила. Она рассказала мне о своей «делюге», а также, что на свободе у неё маленький ребёнок, которого воспитывает её мать, проживающая в соседнем городе. Пожаловалась, что от неё все отвернулись, когда её осудили, передачки никто не делает, а мать только изредка высылает посылки. Разговор плавно перешёл на наш с нею возраст и выяснилось, что мы с нею родились в один год и день, с разницей в 15 часов. (26. Неслучайные ситуации, сокамерники и друзья в тюрьме.)
«Надо же! Мы с тобою можем считать друг друга двойняшками.» — радостно воскликнула Лиза.
Я была смущена и растеряна, как-то неожиданно встретить человека в тюрьме, который родился в один день с тобою.
«А я тебя на кофе-брейк позвала с предложением, чтобы ты переселилась на соседнюю со мною шконку, когда уедет в больницу Женька.» — сообщила Лиза.
«Нет, Лиза, мне не нравится расположение шконки, прямо напротив стола-общака. Каждый раз лицезреть, что кто-то ест за общаком, мне не хочется. Можно я переберусь на верхнюю шконку над тобою? Хочу рядом с окном спать и смотреть на часть города.» — попросила я сокамерницу.
«Конечно, перебирайся. Просто я подумала, что тебе было бы удобнее на нижней шконке спать. Но, я с тобою согласна, с верхней шконки самый шикарный вид из окна. Когда все проснутся, я тебе помогу перетащить матрас и вещи.» — ответила Лиза.
В этот день я не пошла на прогулку, несколько часов я провела за беседой с Лизой. Мы рассказывали друг другу о своих интересах, увлечениях и вкусах. У нас очень много было общего. Мы даже обе были блондинками, только я была с длинными волосами, а она подстрижена ёжиком.
Сокамерницы тётя Ира, цыганка Лариса и Наташа-наркоманка удивлённо поднимали брови, глядя на меня, когда я радостно ворковала с Лизой.
«Я не верю, что ты так быстро поменяла своё мнение о Лизке. Ты всерьёз веришь ей? Она же – мошенница, ты думаешь ей зря дали десять лет?» — шёпотом спросила у меня Наташа-наркоманка, когда Лиза ушла в туалет.
«Друзей надо держать около себя, а врагов ещё ближе.» — также шёпотом ответила я Наташе, и она с облегчением вздохнула. (Неслучайные ситуации, сокамерники и друзья в тюрьме.)
В этот день Лиза не попросилась на беседу к Василисе. Вечером надзирательница сама явилась в нашу камеру.
Мы с Лизой как-раз намазали свои лица зелёной глиною и сидя на её шконке, гадали на самодельных картах таро. Когда распахнулась бронь и в камеру зашла надзирательница, Василиса удивлённо уставилась на наши зелёные лица.
«У тебя всё в порядке?» — обиженным голосом надзирательница обратилась к Лизе.
«Да. Всё хорошо.» — ответила сокамерница.
Надзирательница несколько минут топталась на месте и косо поглядывала на нас с Лизой. Потом, словно вспомнив зачем пришла, грозно обратилась ко всем в камере:
«Женщины, до меня дошли сведения, что у вас в камере есть курящие заключённые. Эту камеру мы специально отремонтировали, чтобы здесь находились некурящие арестантки, при любой проверке мы будем показывать эту камеру, как экспериментальный образец. Поэтому, я буду теперь ежедневно заходить к вам и если будет запах табака, как сейчас, то я вас всех «раскидаю» по курящим камерам!»
«Да, меня тоже не устраивает, что из всех мы только вчетвером не курим, а остальные по пачке в день дымят. Я в эту камеру шла с надеждой, что не буду дышать сигаретным дымом. А здесь, как-раз наоборот!» — недовольным голосом сказала пожилая арестантка тётя Ира.
«Так запрещайте им здесь курить!» — заявила тюремщица.
«Так верните их в курящие камеры! И тем более, почему, вы нас — ещё неосужденных, держите в одной камере с рецидивистками?» — возмутилась пожилая арестантка.
«Во-первых, эта камера для некурящих рецидивисток. Для первоходок есть другая камера, но там сейчас всё укомплектовано, поэтому и получилась такая каша. Во-вторых, с завтрашнего дня всех курящих из вашей камеры я переведу в курящие.» — недовольно ответила надзирательница.
«Ну и Слава Богу!» — возмущённо произнесла тётя Ира.
«Лиза, тебе нужно со мною наедине поговорить?» — с надеждой в голосе спросила Василиса у арестантки.
«Нет, я завтра приду. Нам сейчас надо маску смывать, а то глина уже стянула всю кожу.» — отказала арестантка Лиза.
Я заметила, как по лицу тюремщицы, пробежала волна ревности. Она обратилась к рецидивисткам Кате и Юле:
«Сейчас, вы-обе, по-очереди зайдёте ко мне на беседу. Конвойная сопроводит вас.»
Названные арестантки вышли вместе с надзирательницей. Их не было очень долго, за это время мы смыли свои маски, намазались кремами и выпили по чашке чаю.
Когда сокамерницы Катя и Юля вернулись в камеру, они были взбодрёнными и вели себя нагловато.
«Мы пообещали Василисе, что бросим курить за неделю. Она разрешила курить нам эту неделю в окно. Кого это не устраивает, можете переходить в другую камеру.» — нагло заявила Катя-рецидивистка.
Лиза посмотрела на меня испуганно и позвала на свою шконку.
«В чём ты завтра поедешь в суд?» — спросила она меня.
Я достала из сумки своё платье и по просьбе Лизы надела его.
«Только придётся ехать в туфлях. Сыночек отправил посылкой босоножки, а их отдадут только через несколько дней.» — посетовала я.
«Какой у тебя размер? Примерь мои. Я ношу 39.» — предложила Лиза.
«Спасибо, но твои большие будут. У меня 36.5.» — поблагодарила я арестантку.
«А с какой ты сумочкой поедешь?» — не успокаивалась Лиза.
«Да я с пакетом документов езжу. Туда же бросаю кофе.» — ответила я.
«Нет, так не пойдёт. Я хочу тебе подарить свою сумочку. Она как раз подойдёт к твоим туфлям.» — Лиза достала из своего чемодана ридикюль.
«А как тебе удалось в тюрьму затащить чемодан и дамские сумки? Это же здесь под запретом!» — возмутилась Катя-рецидивистка.
«Нужно иметь друзей в тюрьме!» — загадочно ответила Лиза.
В этот момент открылся карман брони, и продольная объявила, что рецидивистку Женю рано утром вывозят в больничную тюрьму.
«Женька, я на твоё место перейду спать. А то у меня нога после перелома болит, и мне трудно взбираться на пальму-шконку.» — заявила рецидивистка Катя.
«А почему ты у меня не спрашиваешь, устроит ли меня такое соседство?» — возмутилась Лиза.
«А ты, что тут хозяйка камеры? Ты здесь такая же, как все! Не нравится, то вали в хату к первоходкам!» -угрожающе заявила рецидивистка.
Лиза расстроилась и раньше всех легла спать. Поздно ночью мы все проснулись от громкого хохота рецидивистки Кати. Открыв глаза, я увидела, что Катя, Юля и Римма сидят за столом и едят чьи-то продукты. Все трое вели себя неадекватно, словно были пьяными. Лиза встала в проходе и тихо сказала мне:
«Мне кажется, что они в «кумаре». Представляешь, в наглую вытащили продукты тёти Иры и жрут.»
«В наркотическом кумаре?» — удивлённо спросила я Лизу.
Она утвердительно кивнула. Мы обе были возмущены, но конечно же этой ночью никто этим «обдолбанным наркоманкам» ничего не сказал.
Утром я опять не выспавшейся поехала в суд.
Когда меня завели в отстойник тюрьмы перед погрузкой в автозак, то я встретилась с арестанткой Полиной из камеры №181. Она тоже ехала в суд, только он был территориально в другом месте и нас должны были везти на разных машинах. При встречи мы обнялись с нею, как родные сёстры.
«Почему ты не отвечаешь на мои малявы?» — произнесли мы с нею в один голос и рассмеялись.
Быстро поделившись новостями, мы решили просить Василису о переводе Полины в мою камеру.
«Ты помнишь, что ты обещала воспринимать судью, как своего ближайшего друга и заступника?» — напомнила мне Полина.
«Поля, какая ты — интриганка! Такое чувство, что ты о нём заботишься, как о брате или влюблена в него!» — сказала я.
«Твоего судью я не видела ни разу, но от многих арестанток наслышана, какой он симпатяга. А вот, через твою сказку о пауке, заочно ему симпатизирую. Очаруй его, ведьмочка!» — лукаво ответила Полина и подмигнула мне.
«Поля, мне этого безжалостного «паука» хочется туфлей прибить, а не очаровывать.» — возмутилась я.
«Так что, наше пари можно считать законченным? И ты признаёшь своё поражение?» — засмеялась Полина.
«Ни за что!» — так же засмеялась я.
Меня первой отвели в автозак, а Полина вместе с другими арестантками остались ждать в отстойнике свои автозаки.
В судебное заседание вместе со мною приехали трое неизвестных для меня арестантов. Среди них Адама не было, хотя у него сегодня тоже было назначено слушания в суде. Мне было скучно с этими арестами, они были очень молоды и вели себя вульгарно вызывающе, постоянно унижая конвойных. Меня так возмутило их поведение, что я, не удержавшись, сказала:
«Послушайте, я уже пол года езжу сюда. Со мною ездили очень уважаемые и авторитетные братья, но никто из них не позволил себе унижать так конвойных. Вы же сами видите, что этот милиционер очень порядочный, вас ничем не унизил и не оскорбил, приносит вам кипяток и выводит в туалет. Хотя мог бы и отказать вам из-за вашего поведения. Если вы такие смелые, то скажите из каких вы хат, а я вечером сообщу Адаму, что вы позорите арестантов в этом суде.»
«О, а ты знаешь дядю Адама? Меня «Шустриком» кличут. А тебя случайно не «Луна» зовут? У тебя какая статья?» — спросил самый наглый арестант.
«Адам мой друг. А статья моя – 318.» — ответила я ему, игнорируя «погоняло», которым меня называли мужчины-арестанты.
«Эй, дядя — мусорок, не обижайся на нас, давай без претензий. Просто мы – малолетки безбашенные.» — нагло извинился «Шустрик».
«Да не в обиде! Без претензий!» — захохотал конвойный.
В этот момент за мною пришли другие конвойные, чтобы сопровождать в суд. Мне надели наручники и отвели по коридорам суда в зал судебных заседаний. В зале были только прокурорша, адвокат и секретарь. Эксперта и потерпевших не было.
Под «Встать, суд идёт!», в зал «вплыл» судья в мантии. Объявил об очередном судебном слушании и об явке участников, обратился ко мне с вопросом о ходатайствах. Я молча и отрицательно покачала головою, как и в последнее заседание (Куда ведёт дорога из тюремного чистилища?). Судья вопросительно смотрел на адвоката, тот тоже пожимал плечами.
«Судебное заседание переносится на неделю из-за неявки в суд участников процесса.» — недовольным голосом произнёс судья.
Так же, как и в прошлый раз, я краем глаза заметила, что, выходя из зала заседания, судья сверлит меня взглядом. Мне было непонятно такое его поведение, а ему, наверное, не было понятно моё, ведь до последних заседаний я заваливала его кипами заявлений и ходатайств.
Сразу из зала суда, моя землячка офицер конвоя завела меня в туалетную комнату, где рассказала о последних новостях из дома. Я поделилась своими новостями из тюрьмы, а также, что меня перевели в другую камеру.
«А, что это с нашим мальчиком стало? Ты заметила, как он на тебя таращился в зале?» — подмигивая, спросила Оля, говоря о судье.
«Только таращиться он и может! Лучше бы удовлетворил хотя бы одно моё ходатайство!» — ответила я.
«Думаю, он вообще не знает, что означает слово — удовлетворить женщину. Кстати, ты написала заявление начальнику тюрьмы, чтобы меня включили в разрешённый твой список родственников и друзей?» — спросила офицер конвойной службы.
«Нет, Оля, пока не хочу тебя светить! Кстати, давно не видела нашего земляка в тюрьме.» — ответила я.
«Сегодня вечером ему позвоню, узнаю, что там за состав зэчек в твоей камере. Может ты мне иногда будешь позванивать из тюрьмы, чтобы мы знали, что у тебя всё в порядке и ты живая?» — предложила землячка.
«Оля, ну ты же знаешь, что телефоны прослушиваются и записываются. Лучше позвони сейчас моему сыночку, передай, что видела меня целой и невредимой.» — попросила я.
«Хорошо.» — пообещала офицер Ольга и сопроводила меня до клетки в комнате для арестантов.
Через час нас отвезли обратно в СИЗО, в отстойнике никого из арестанток не было. Меня через несколько минут продольная повела в камеру, по дороге нам встретилась недовольная и злая надзирательница Василиса.
«Здравствуйте, я могу к Вам на беседу попроситься?» — обратилась я к надзирательнице.
Василиса растерянно и удивлённо на меня смотрела в течение нескольких секунд, а потом обрадованным голосом согласилась:
«Конечно, пойдёмте, побеседуем!»
Когда мы зашли в кабинет оперов – «оперятник», тюремщица светилась от счастья, но держала на лице маску строгости.
Неожиданно, вспомнив обрывки рассказов старой цыганки тёти Тони о коблах и лесбиянках (Возвращение смотрящей Дизель.), а также наставления арестантки Полины по соблазнению судьи, я решила провести эксперимент над этой тюремщицей.
«Помню, что Вы однажды меня предупреждали о несправедливых судебных решениях. (Как заслужить звание старшей (смотрящей) за хатой.) Теперь это всё я испытываю на себе. Даже не догадывалась, что мой судья такой беспринципный мужлан.» — грустным голосом сказала я и посмотрела в глаза надзирательнице.
«Да-да, я слышала, что Ваш судья ненавидит женщин и выносит им суровые приговоры. Но может быть всё образуется, ведь доказательства вашей вины раздуты фальсификацией.» — обрадованно сказала тюремщица.
«Уже и не надеюсь. Он отклоняет все мои ходатайства, отказывает в вызове свидетелей. Я последние заседания вообще бойкотирую и не разговариваю с ним. Вы не представляете, как больно видеть, когда мужчина злорадствует от моих страданий и унижений. Мне кажется, что если бы моим судьёй была женщина, то она давно бы меня оправдала. А этот судья, видимо с детства закомплексованный перед женским полом, по всей видимости видит во мне свою обидчицу из садика или школы, которая давала ему поджопники. У меня уже нет сил от таких его унижений! Я даже писала заявление, чтобы не выезжать на судебные заседания и не видеть его противное лицо. Но он даже в этом ходатайстве отказал. Мне, кажется, если бы я его оскорбила, то он всё равно бы требовал меня вывозить в суд, чтобы продолжить унижать.» — открывалась я надзирательнице, выдавливая из себя слезу.
Василиса встала из-за стола, налила из кулера в одноразовый стакан холодной воды и протянула мне.
«Скажите, чем я могу Вам помочь?» — участливо спросила надзирательница Василиса.
«Я Вам и так благодарна, что Вы меня выслушали. Мне ведь здесь даже не с кем поговорить, поплакаться. Спасибо, что вот в некурящую камеру перевели, где я познакомилась с Лизой. Вы представляете, мы с нею родились в один день, правда с разницей в пятнадцать часов. Как будто высшая сила, нас здесь свела, мы с нею словно сёстры-двойняшки.» — произнесла я.
Василиса сначала скривилась от последней моей фразы, но быстро сменила выражение лица, когда поняла смысл сказанного.
«Я так рада, что мы наконец-таки поговорили, как взрослые и образованные женщины. Возможно мы сможем даже подружиться, ведь я не раз Вам предлагала свою дружбу.» — сказала надзирательница.
«Тогда я была глупа и не прислушивалась к Вашим советам, воспринимала Вас за врага. Но сейчас мне так легко стало, когда поделилась с Вами своими бедами в суде. А Вы меня не оттолкнули и дали возможность выговориться.» — с благодарностью произнесла я.
«Хотите я к Вам пришлю психолога? У нас в тюрьме есть очень хороший психолог.» — предложила надзирательница.
«Серьёзно? С удовольствием встречусь с психологом.» — радостно ответила я.
«Может, у Вас ещё какие-нибудь есть просьбы, Вы не стесняйтесь, обращайтесь.» — дружелюбным тоном спросила Василиса.
«Есть одна просьба, но я не знаю, не посчитаете ли Вы её нахальной. Когда я была в камере 181, то мне по суду помогала сокамерница Полина. Она же меня заставила заниматься спортом и йогой. Если бы Вы разрешили её перевести в мою камеру, я была бы очень счастлива. Тем более, что она бросает курить.» — неуверенным голосом попросила я надзирательницу.
«Да, я не буду против её перевода. Тем более, что Полина сама несколько часов назад, меня просила об этом. Через неделю переведу. Сегодня к вам двух девушек завели, на время, пока у них в камере канализационные трубы поменяют. Как отремонтируют, то сразу переводы сделаю.» — разочарованно произнесла надзирательница Василиса.
«Спасибо Вам огромное. Я очень рада, что мы наконец-таки поговорили. Так устала после сегодняшнего суда, можно мне вернутся в камеру?» — произнесла я.
«Да-да. Сейчас Вас конвойная проводит.» — ответила Василиса.
Я соблазнительно улыбнулась и негромко произнесла:
«До следующей встречи!»
Василиса удивлённо округлила глаза и смотрела на меня так, как ребёнок, принимающий дорогой и долгожданный подарок.
«Можете в любое время сообщать продольной о необходимости встретиться со мною.» — охрипшим голосом произнесла тюремщица.
«Я сошла с ума! Она меня точно убьёт, когда раскусит мою игру.» — думала я про себя, когда шла за конвойной до своей камеры. Но в душе я чувствовала победное ликование, никогда раньше мне не приходилось разоблачать и соблазнять лесбиянок.
Из-за брони некурящей камеры раздавался истерический крик сокамерницы Лизы:
«Ты в своём уме? Как ты могла положить использованную прокладку на полку, где стоят наши зубные щётки, пасты, мыло? Ты же знаешь, что ты болеешь ВИЧ или ты специально это сделала, чтобы и мы заразились тоже?»
Продолжение читайте: 54. Новые сокамерницы — вичёвые наркоманки.
