55. Шерстюга в тюрьме.

   Начало: 54. Новые сокамерницы — вичёвые наркоманки.

   После неприятной встречи с психологом, я стала свидетелем разговора своих сокамерниц.

   «Лизок, это правда, что ты в зоне своих подельников сдала? Сколько же ты пробыла в зоне, месяц?» — спросила лесбиянка Даша.

   «Два месяца я там пробыла.» — пробурчала сокамерница Лиза.

   «Тебя же на простую зону увезли, также и не признали БС-ницей?» — присоединилась к разговору лесбиянка Вероника.

   «Да, я была на простой зоне. В чёрной. Вам-то, какое дело?» — недовольно спросила Лиза.

   «Нас уже скоро от вас переведут, вот я и хочу твоим сокамерницам на тебя глаза открыть. Так что, ты сдала своих подельников?» — настаивала лесбиянка Даша.

   «Если ты помнишь, всю вину я взяла на себя и никого не выдала. Но они перестали меня «греть» сразу после приговора. Маме пришлось продать свою квартиру, чтобы расплатиться с адвокатом и судьёй апелляционным. Защитник обещал, что мне срежут половину по приговору, а сам, мерзавец, получил деньги и слинял. Подельники тоже сразу же растворились. Когда я приехала в зону, то меня вместо карантина в ШИЗО закрыли и отрабатывали там, пока явку с повинной на подельников не написала. А там меня жёстче отрабатывали, чем ты здесь со своими шмарами! Я не выдержала таких мучений и чуть с ума не сошла! И почему я должна была терпеть издевательства, когда они меня предали!» — разрыдалась Лиза.

   «Сколько же тебе, Дашка, мусора заплатили, чтобы ты Лизку «отработала и опустила здесь, на централе»?» — с наездом спросила рецидивистка-наркоманка Катя.

   «Ты, Катька-сука, тон сбавь! Думаешь, мы не знаем, что ты до лагеря тоже на централе девчонку «отработала по мусорскому» приказу? Не хочешь нам всем рассказать, кто тебя сюда из зоны выдернул? И почему ты в такой шикарной хате с душем сидишь? Ведь ты должна быть в транзитке, как и Лизка! Но Лизка, понятно, её Васька крышует. А тебя кто?» — яростно «наехала» лесбиянка Вероника.

   Рецидивистка Катя молчала насупившись. Тогда за неё решила вступиться её глупая подруга рецидивистка Юля:

   «Все мы здесь с пушком на лице. А Катю сюда следак выдернул. Катькин отец заплатил ему, чтобы она отдохнула на централе от зоны. Ей же на зоне ещё целый год чалиться.»

   «Да ты что?! Вот это да! Как же мусорок согласился выдернуть зэчку с зоны? Или ты, Катька, шерстюга мусорская?» — воскликнула лесбиянка Вероника.

   «За шерстюгу можешь без рёбер остаться, я уже не раз таким шмарам ломала!» — агрессивно подскочила со шконки рецидивистка Катя.

   «Только попробуй, тварь!» — яростно подскочила к Кате лесбиянка Даша, которая была выше и мускулистее.

   «Пусть твоя подстилка извинится за шерстюгу!» — потребовала рецидивистка Катя.

   «Ты сначала проясни, а потом может она и извинится!» — угрожающе продолжила лесбиянка Даша.

   «С этим следаком мы вместе у одного барыги иногда пересекались, он тоже «на игле». Вот и согласился на батину просьбу за тридцать кусков выдернуть меня с зоны.» — недовольно призналась рецидивистка Катя.

   «Как фамилия мусора? Я всех «подсаженных» среди них знаю!» — спросила лесбиянка Вероника.

   Рецидивистка Катя замялась и тянула время, но видимо решив, что ей проще назвать фамилию следователя, чем быть позорной «шерстюгой».

   Когда рецидивистка произнесла фамилию следователя, я чуть не свалилась со шконки.

   «Этот подонок-следователь сфальсифицировал против меня уголовное дело!» — возмутилась я громко на всю камеру.

   Рецидивистка Катя растерянно смотрела на меня.

   «Смотри, блондинка, в оба! Как бы Катька не по твою душу в этой хате была!» — задумчиво сказала лесбиянка Даша.

   Рецидивистка Катя подошла к брони и стала тарабанить. Когда карман брони открылся, то она сказала:

   «Переведите меня в транзитную камеру! Я не хочу оставаться в этой хате!»

   «Но сам начальник тюрьмы распорядился, чтобы Вы были в этой камере. Сейчас позову Василису.» — сказала продольная и ушла, закрыв карман.

   Рецидивистка Катя достала свой пакет и сложила свои вещи. Через время в камеру зашла Василиса и недовольным голосом сказала рецидивистке Кате:

   «Я передала твою просьбу начальнику, он завтра займётся переводами в вашей камере. Лиза, пойдём, пообщаемся.»

   Надзирательница Василиса ни разу не посмотрела в мою сторону. Лизы не было очень долго, когда она пришла, то раздражённым и недовольным тоном заявила, обращаясь ко мне:

   «Какого чёрта, ты за моей спиною своих подружек сюда в хату тащишь? Почему ты мне не сказала, что попросила Василису о переводе сюда Полины? Ты знаешь, что теперь половина камеры 181 просятся перевестись в нашу хату?»

   «Лиза, не обижайся! Полина – взрослая и порядочная женщина. Ты с нею подружишься!» — извинилась я.

   «Мне на неё плевать! Я возмущена, что ты мне об этом не сказала!» — недовольно ответила Лиза.

   Лиза в этот вечер ни с кем не разговаривала и очень рано легла спать. Я тоже решила лечь пораньше, назавтра у меня было судебное слушание.

   Утром до автозака меня сопровождал мой земляк.

   «Ты должна срочно перевестись из той камеры! Она не под наблюдением. Тебя легко там «отработают»!» — посоветовал мне надзиратель.

   «Мне уже так надоело по камерам скакать. Из всех камер, эта единственная с ремонтом и душем. Сегодня нашу хату начальник должен расформировать. Надеюсь, что останутся только некурящие.» — ответила я.

   «Ты не понимаешь? При чём здесь удобства и цивильные условия? В камере нет видео-аудиоконтроля. В случае драки, никто не спасёт тебя или не будет доказательств, что ты не участвовала.» — недовольно заявил земляк-надзиратель.

   Я промолчала, считая, что он не мог понять моих женских потребностей, когда хочется иметь хоть частицу из привычной жизни: чистую и отремонтированную комнату с душем.

   В суд нас приехало очень много арестантов, но из женщин я была одна среди восьми мужчин-преступников. Сегодня в суд привезли и Адама. Среди остальных арестантов из знакомых были Пушкарь и малолетка Шустрик.

   Нас с Адамом в этот день не отвели в судебное заседание, секретарь принесла нам в клетку постановления о переносе судебного заседания из-за неявки участников процесса.

   Адам заваливал меня комплиментами, смешил анекдотами и весёлыми рассказами. Уговаривал меня расписаться в тюрьме и создать новую арестантскую семью.

   «А я думал, что «ворам в законе» нельзя жениться.» — удивлённо заявил малолетка Шустрик.

   «Для меня уже можно сделать исключение, я уже старик.» — сказал Адам и подмигнул мне.

   Потом Адама стали отвлекать другие арестанты с просьбой дать совет по какому-либо вопросу.

   «Поговорим на централе! Дайте мне налюбоваться моей любимой женщиной!» — возмутился армянин.

   Я подыгрывала Адаму, и все окружающие, от арестантов до конвойных верили в нашу арестантскую любовь.

   «Хотела у тебя спросить, почему больных женщин с ВИЧ-болезнью содержат в одной камере с нами?» — поинтересовалась я у арестанта.

   «С хозяином тюрьмы не найдём никак общего языка, раньше туберкулёзников и вичевых содержали в отдельных хатах. А эта сука ломает все наши устои!» — недовольно пробурчал Адам.

   «Да его нельзя хозяином звать, он-хозяйка!» — поддержал Пушкарь.

   «Я тебе хотел посоветовать, чтобы ты перешла из той хаты, где ты сейчас. Она – нечистая!» — заявил мне Адам.

   «Сегодня нашу хату должны расформировывать.» — ответила я.

   «Всё равно. Ты должна уйти из той хаты!»- сказал Адам.

   «А куда мне переходить? Ты можешь попросить начальника, чтобы я содержалась в одиночке на вашем корпусе?» — спросила я Адама.

   «Выходи за меня замуж, и мы будем жить в одной хате. У меня достаточно денег, чтобы нас содержать.» — серьёзно заявил Адам.

   Я рассмеялась, предполагая, что он разыгрывает комедию для окружающих.

   «В прошлом году Мага жил со своей женою у нас в корпусе.» — неожиданно поддержал Пушкарь.

   «Давай поженимся и будем жить одной семьёй. Я тебе сейчас обещаю при всех, что если ты скажешь, что секс только на воле будет, то я к тебе пальцем не притронусь! Мамой клянусь!» — серьёзно сказал Адам.

   «Если пообещаешь, что не притронешься ко мне пальцем, то я соглашусь.» — смеясь, ответила я, всё ещё думая, что это игра.

   «Клянусь, не притронусь. Но ты мне тогда будешь супы варить! Конечно из моих продуктов.» — всё также серьёзным тоном, заявил Адам.

   Я смотрела на него, и не понимала шутит он или нет.

   «Да я не шучу! Предлагаю вместе жить в одной камере. Так тебя ни одна мразь больше не отработает!» — Адам словно прочитал мои мысли.

   «Луна, да он серьёзно тебе говорит. На централе можно жить семьёй, но только таким избранным, как Адам. Я конечно сочувствую ему, как тяжко ему будет, когда на соседней шконке такая женщина спит. Но клятва арестанта – это святое.» — заявил Пушкарь.

   «Хорошо, я подумаю!» — пообещала я.

   Когда меня привезли обратно в тюрьму, дежурный капитан сказал:

   «Прибывшим придётся в отстойниках ждать, пока управа не уедет.»

   В вонючем отстойнике мне пришлось прождать больше часа. Когда я зашла в камеру, сокамерницы были испуганны.

   «От нас недавно ушли люди из управы и прокуратуры. Проверяли нас всех по карточкам. Завтра всех будут раскидывать по разным камерам. Начальник дёрганный был, юлил, когда у него спрашивали про вичевых, как их содержат в тюрьме.» — шёпотом рассказала мне Лиза.

   «А давно они приехали на централ?» — удивлённо спросила я.

   «Да чуть больше часа назад. Продольная говорит, что только по нашему этажу прошлись. Завтра всю тюрьму приедут проверять по карточкам. Если бы ещё в карточках правда была написана о заключённых.» — негромко сказала Лиза.

   После девяти вечера Лиза затеялась опять с варениками. В этот раз она угощала только нескольких: меня, цыганку Ларису, тётю Иру, кобла Римму. Остальных четверых проигнорировала. Сама тоже не ела, сказала, что от мучного у неё запоры.

   Ночью «по дорогам» она отправила «бандюк с варениками неизвестному мне арестанту».

   Этой ночью мне впервые за время в тюрьме, приснились приятные и цветные сны. Я проснулась от того, что кто-то около меня недовольным мужским голосом прорычал:

   «Заключённая, Вы оглохли?»

   Открыв глаза, я почувствовала, как яркий свет, словно лезвием резанул мне по глазам, и мне пришлось снова зажмуриться.

   «Не кричите на неё, она вчера приехала из суда и у неё было высокое давление. Ей всю ночь было плохо!» — послышался рядом голос Лизы.

   «А, что у неё на лице за красная сыпь? Это не краснуха или ветрянка? Позовите сюда врача.» — услышала я голос Василисы.

   «И нам можно врача? Мне и Ларисе, тоже плохо.» — где-то вдалеке послышался голос сокамерницы тёти Иры.

   Я снова провалилась в чудесный сон, и голоса удалились. Во сне, ко мне подлетела пчела и сказала:

   «Я тебя сейчас вылечу, только мне придётся уколоть тебя.»

   Пчела очень больно ужалила меня в руку, и прекрасный сон стал превращаться в серый туман. Кто-то шлёпал меня по щеке.

   «Эй, женщина, как Вы себя чувствуете?» — услышала я женский голос.

   Открыв глаза, я увидела, что в комнате горит ночная лампа, а за окнами ночь. Около шконки стояла тюремный фельдшер.

   «Я Вам сделала инъекции «Тиосульфата натрия», «Супрастин» и «Лазикс» от аллергической реакции. Успели снять анафилактический шок. Но Вас теперь будет мочегонить несколько часов, перейдите на нижнюю шконку, чтобы не убиться с верхней.» — сказала она.

   Лиза и кобёл Римма помогли мне спуститься с верхней шконки и перетащили мой матрас на соседнюю шконку с Лизой. Кате пришлось лечь на одну шконку с подругой Юлей.

   Через какое-то время, моё сознание прояснилось, и я спросила у Лизы:

   «Когда я приехала из суда?»

   «Вчера. Сегодня весь день ты была в аллергическом сне. Переводов из нашей камеры не было, нашу хату на карантин поставили, думали, что ты из суда инфекцию завезла. Думали, что у тебя краснуха или ветрянка. Только вечером, когда новый фельдшер заступила, она, увидев твою сыпь и отёкшее лицо, сказала, что у тебя аллергия и сделала тебе уколы в руку. Наш тюремный врач, тупой, как валенок. А у тебя на что аллергия может быть?» — растерянно спросила Лиза.

   «На многое. В основном, на лекарства.» — ответила я и побежала в туалет, мочегонное лекарство дало о себе знать.

   Этой ночью до утра мы не спали втроём: я, тётя Ира и цыганка Лариса. Мы по-очереди бегали в туалет из-за мочегонных.

   «Это из-за вареников.» — шёпотом сказала мне цыганка Лариса.

   «А почему тогда, с Римкой всё в порядке?» — также шёпотом спросила я.

   «Мне кажется, что в варениках было что-то психотропное. У меня даже были галлюцинации, а я не спала. На Римку не подействовало, потому что она как-то хвасталась, что несколько раз в тюрьме пробовала «колёса». А вот я никогда даже успокаивающие не пила.» — всё также негромко сказала цыганка.

   Я вспомнила свой цветной сон и решила, что сокамерница могла быть права. Тем более, однажды я уже видела реакцию на психотропные таблетки, когда была в камере №190. (Шакалы среди арестанток.)

   На утреннюю проверку в нашу камеру зашла делегация. Здесь были: майор Гусев, надзирательница Василиса, тюремный фельдшер и ещё двое продольных.

   «Так на что у вас троих была аллергия?» — грозно спросил меня майор Гусев.

   «Что-то несвежее съели, наверное.» — соврала я.

   «Если бы не такая же реакция у этой пожилой женщины, то я мог бы предположить, что вы все нажрались психотропных колёс!» — презрительно сказал тюремщик.

   «Вам лучше знать. Лично я, никогда не пробовала психотропные таблетки.» — возмущённо ответила я.

   Каждый раз, когда я встречала этого майора, он на меня действовал, как красная тряпка на быка. (46. Шестой круг чистилища или мобилка — шмон.)

   «Фельдшер, в следующий раз этой заключённой делайте уколы в язык! А то борзая через чур!» — недовольно сказал майор и вышел из камеры.

   По всей видимости, для майора я тоже была красной тряпкой. В камере задержалась только Василиса, она смотрела на меня с волнением и поинтересовалась:

   «Вам правда сегодня легче? Вчера Вы нас всех напугали.»

   «Да, спасибо за беспокойство.» — смутилась я под взглядом надзирательницы.

   Василиса перевела взгляд на Лизу и сурово, посмотрев на неё, сказала:

   «Завтра у меня выходной, но я специально буду на работе, чтобы сделать в вашей камере переводы.»

   Не успела бронь закрыться, как через минуту открылся карман, и продольная объявила лесбиянке Даше, что её «заказали в суд». Даша стала метаться по камере и собираться в суд. Её подружка Вероника села за стол, как раз напротив меня и улыбаясь, дружелюбным шёпотом произнесла:

   «Вчера Гусь и Василиса, так переживали за тебя. Я даже подумала, что у тебя с Гусем любовь. Но вы сегодня так мило с ним ругались, и я поняла, что у вас только начинаются романтические отношения. Но ты будь аккуратнее, Василиса не потерпит соперников!»

   Я вытаращила глаза на молодую лесбиянку.

   «Вероника, у тебя больное воображение! Не придумывай того, чего нет и никогда не будет!» — возмущённо произнесла я.

   «Ника, не заигрывай с блондинкой! Я ревную!» — к Нике подсела её подружка Даша и обняла за плечи.

   «Дашунь, мне кроме тебя никто не нужен!» — Вероника поцеловала Дашу в щёку.

   «Не пойму, каким у тебя цветом глаза?» — пристально смотрела на меня Даша.

   «У меня каждый глаз двухцветный. Зелёно-карий.» — смущённо сказала я.

   «Колдовские глаза! Ты знаешь, что тебе нужно развивать экстрасенсорные способности?» — восхищённо заявила лесбиянка Вероника.

   «Ты как Полина из 181 камеры! Она тоже утверждает, что во мне спит ведьмочка.» — смеясь, ответила я.

   «А я с Полиной была в одной камере, но ушла от них из-за шибанутой Дизель. Ты знаешь, что Полина —  экстрасенс и ясновидящая?» — радостно воскликнула Вероника.

   «Я думаю, что Полина – хороший психолог и аферистка!» — хохоча ответила я.

   Смеясь, я повернулась к шконке, на которой сидела Лиза и встретилась с её ненавистным взглядом. Лиза отвернулась от меня, делая вид, что ищет что-то в тумбочке. В этот момент я почувствовала ещё один негативный взгляд. Повернувшись в ту сторону, натолкнулась на злобный и презрительный взгляд рецидивистки Катьки. Остальные сокамерницы занимались каждый своим делом.

   Даша уехала в суд, Лиза решила устроить в комнате генеральную уборку и потребовала, чтобы рецидивистка Юля помогала ей в этом. Я попросила кобла Римму, перенести мой матрас на верхнюю шконку, после чего рецидивистка Катя с недовольным видом перенесла свои матрас и постель обратно на соседнюю шконку к Лизе.

   Взобравшись на верхнюю шконку-пальму, я мгновенно уснула. Проснулась перед вечерней проверкой, когда бронь открылась и в камеру завели приехавшую из суда лесбиянку Дашу. Она удивлённо косилась на меня, потом что-то долго шептала на ухо своей подружке Веронике.

   Обе удивлённо смотрели на меня, и я, не выдержав, сказала им:

   «Даша, рассказывай, что за сплетни ты привезла из суда?»

   «Это касается тебя и Адама. Я боюсь Адама, знаю, как он наказал Жанку, поэтому не буду пересказывать сплетни, о которых гудит вся тюрьма. Единственное скажу, что тебе передала одна женщина-конвойная из суда.» — Даша не успела договорить, в этот момент открылась бронь и в камеру залетела взбешённая надзирательница Василиса.

   «Вы, что, с ума сошли? Я думала, что Вы – адекватная женщина! Как Вам могло прийти в голову желание выйти замуж за рецидивиста, ещё и заселяться с ним в одну камеру? Послушайте меня, я никогда не допущу, чтобы в тюрьме творился такой развратный бардак! Это, как же себя нужно не уважать, чтобы согласиться быть подстилкой зэка?» — яростно наорала на меня надзирательница.

   «Не повышайте на меня голос! Я не собираюсь обсуждать с Вами то, чего ещё на самом деле нет!» — взбешённая закричала я.

   Василиса, не ожидавшая от меня повышенного тона, ошалело вытаращила глаза.

   «Завтра поговорим!» — угрожающе заявила она и вышла из камеры.

   «Так значит это не сплетни? Офуеть..» — радостно взвизгнула лесбиянка Вероника.

   Даша тоже удивлённо улыбалась, глядя на меня. Остальные сокамерницы смотрели на меня ошарашенно.

   «Ходили сплетни, что в прошлом году Положенец Мага тоже со своей женою в одной камере жил.» — сказала лесбиянка Даша.

   «Ну, он-то был Положенец, а этим точно не разрешат. Ты лучше расскажи, что тебя просили мусора передать для новоиспечённой невесты?» — иронично поинтересовалась рецидивистка Юля.

   «А, да! Ты знаешь начальника за конвоем Ольгу Петровну? Сегодня в отстойнике суда, когда один армянин спросил о тебе, я рассказала, как ты ночью чуть не умерла. Через время ко мне подошла эта Ольга Петровна и попросила, чтобы я тебе передала такой текст: «Позвони Ольге Петровне. Это на счёт твоей машины, она сломалась.» Ты знаешь её?» — сказала сокамерница лесбиянка Даша.

   Я сидела в онемении и не знала, что ответить.

   «Похоже у нас в тюрьме «засланный казачок» или крот!» — угрожающе объявила рецидивистка Катя, переглянувшись с перепуганной Лизой.

   «Следи за базаром! Я не знаю о какой Ольге Петровне идёт речь. На моей машине ездит сын. Вот он завтра придёт ко мне на свидание, и я узнаю, что там с моей машиной. Мне кажется та женщина, о которой ты говоришь, специально устроила интригу. Может её следак подговорил, с которым Катька по-дружески «ширялась»!» — грозным тоном сказала я.

   «Вот видишь, Юлька, а я тебе говорила, что она не та, за кого себя выдаёт! Волк в овечьей шкуре!» — радостно заявила рецидивистка Катя.

   Оставшееся время до отбоя, все мои сокамерницы избегали меня, смотрели косо, и никто со мною не разговаривал. Когда уже все спали, ко мне подошла кобёл Римма и шёпотом сказала:

   «Тебе прилетел «бандяк».»

   Я развернула свёрток, в лаваше лежали горячие крылышки-гриль.

   «Римка, иди перекусим!» — негромко позвала я кобла-дорожницу Римму.

   В этот момент зашевелились абсолютно все в камере и стали заглядывать на стол-общак. На всю камеру пахло вкусным грилем.

   «Женщины, кто желает угоститься, приглашаю за стол!» — негромко сказала я.

   В течение нескольких секунд, за столом сидели все арестантки и жевали крылья.

   «Ты не обижайся на меня. Это я от зависти всё время к тебе цепляюсь. А ты, молодец, не ведёшься на провокации. Давай дружить, обещаю, что не буду больше к тебе придираться!» — громко чавкая, заявила рецидивистка Катя.

   Все в камере стали весёлыми, рассказывали смешные случаи в тюрьме. И только один человек молча и недовольно ел куриное крыло – Лиза была погружена в свои невесёлые мысли.

   Продолжение читайте: 56. Интриги в некурящей камере

Поделиться ссылкой: