Начало: 55. Кого в тюрьме считают шерстюгой?
С самого утра я готовилась к встрече с сыночком. Каждый раз, когда он приходил ко мне «на свиданку» в тюрьму, я чувствовала в себе подъём жизненной энергии.
Сокамерницы смотрели на меня с завистью, потому что к остальным никто не приходил, многим даже не делали передачки.
В два часа дня за мною пришёл конвойный из комнат свиданий и сопроводил на встречу с сыном. Этого мужчину я видела впервые, хотя мой сын уже не раз приходил ко мне на свидания.
Когда мой сыночек зашёл в комнату, тюремщик стал вмешиваться в наш разговор, осуждая своих коллег, которые с пристрастием обыскивали родственников арестантов перед свиданием. Так, разговор конвойного плавно перешёл на компьютерные игры и следующий час, мы с сыном слушали, как тюремщик рассказывал о групповой игре «в танки». Я была возмущена, что надзиратель мешает мне общаться с сыном, но сегодня из женщин была одна на свидании и боялась без свидетелей-арестантов конфликтовать с работником тюрьмы.
«Заболтал я вас и не заметил сколько времени отнял. Добавляю ещё один час, можете общаться.» — неожиданно расщедрился тюремщик.
«Мамуль, не обижайся, но мне надо через час быть на работе. Я на следующей неделе ещё приду. Секретарь суда сказала, что я могу на любой день брать разрешение на свидания – судья не возражает о частых наших встречах.» — грустно сказал сыночек.
«Странно. Вообще-то судьи с неохотой выдают такие разрешения. Я знаю, что все судьи нашего города дают максимум два разрешения в месяц и то, я думаю, что не даром.» — опять вмешался в разговор тюремщик.
Попрощавшись с сыном, надзиратель завёл меня в свою служебную комнату и попросил подождать, пока он закроет зал для свиданий.
Я села на табурет и рассматривала служебное помещение, в котором было компьютерное оборудование со всякими светящимися лампочками. В этом помещении были ещё две двери, одна была приоткрыта, за нею было темно.
В какой-то момент, мне показалось, что из темноты на меня кто-то смотрит, и я остро ощутила, что мне грозит опасность.
Подскочив со стула, я выбежала из этого помещения в коридор и прислонилась к двери, так чтобы это было видно на видеокамеру. Раньше, я уже приметила эту камеру слежения, поэтому подумала, что если кто-то хочет со мною расквитаться, то это должно быть снято на видео.
Я прислушивалась к звукам за закрытой дверью, там кто-то негромко кашлянул. У меня задрожали коленки и зашевелились волосы на голове. Меня трясло от ужаса и страха.
Неожиданно для себя самой, я повернулась к видеокамере и глядя в неё, начала громко кричать:
«Конвойный, конвойный, конвойный!»
Через некоторое время прибежал перепуганный надзиратель.
«Ты почему вышла из комнаты? Мне из операторной по рации нагоняй устроили, что ты стоишь в коридоре под видеокамерой. Эта камера-онлайн, она передаёт запись сразу в управу.» — возмущённо сказал тюремщик.
«В той комнате кто-то ещё есть, он прячется за одной из дверей.» — истеричным голосом закричала я.
Тюремщик был разозлён.
«Там никого нет! Пойдём, отведу тебя в камеру.»
Путь до камеры прошёл без происшествий. Надзиратель шёл за мною с угрюмым лицом, что ещё больше меня пугало. Теперь я с уверенностью могла сказать, что тюремщик знал, кто меня поджидал в том помещении и, что со мною хотел сделать, возможно даже — убить.
Когда я зашла в камеру, то пожилая арестантка тётя Ира спросила у меня:
«Что, сыночек не пришёл? Ты такая угрюмая.»
«Да нет, пришёл. Но тюремщик не дал нормально пообщаться, вмешивался в наш разговор. А потом, почти час мы его слушали, как он со своими друзьями по сетке играет в танчики.» — возмущённо ответила я.
«А он тебя не забадывал своими тестами? Он себя считает крутым психологом. Однажды, после моего свидания с мужем, он решил меня в своей комнате протестировать, дал бланки и приказал на них отвечать. Как же он разозлился на меня, когда я ему сказала, что не умею читать.» — поделилась цыганка Лариса.
Я посмотрела на цыганку и подумала: «Бедные цыгане, ведь их не всех принимают в наши школы. Странно, что у цыганов нет своей родины, ведь национальность и язык существует.»
Через несколько часов мне принесли передачку от сыночка, которую он сделал перед свиданием. На следующий день, должны были из тюремного ларька принести продукты, которые он сегодня там купил.
Мне было очень грустно, я ужасно скучала за сыном. Уже семь месяцев он в одиночку справляется с тяжёлой ситуацией, в которую нас поместили конкуренты и завистники. От моего бизнеса осталось только название фирмы.
Угостив сокамерниц бутербродами с колбасой, грудинкой и овощным салатом, я раньше всех легла спать.
Утром я проснулась, когда рецидивистку Катю вывели из камеры для выезда в суд. Остальные сокамерницы ещё спали. Я приняла душ, постирала вещи и включила кипятильник, чтобы выпить кофе. Когда я открыла холодильник, то обнаружила, что мою «передачку» почти всю съели: от каталки сервелата остался только хвостик, на тарелке лежали два ломтика докторской колбасы и маленький кусочек грудинки, из четырёх килограммов огурцов с помидорами остались только два огурца. Я смотрела в немом непонимании, куда за ночь делись мои продукты.
«Этой ночью Катька и Юлька крутились около холодильника.» — сказала негромко за моей спиною пожилая арестантка тётя Ира.
«Они вдвоём сожрали две каталки колбасы, килограмм грудинки и почти четыре килограмма овощей?» — удивлённо и недоверчиво спросила я.
«Да. Больше никто к холодильнику не подходил.» — ответила тётя Ира, её шконка была рядом с холодильником.
Я возмущённая и злая подошла к рецидивистке Юле и разбудив её, стала кричать:
«Вам кто разрешил без спросу сожрать все мои продукты?»
Юля сидела на шконке и тупо моргала.
«Катя сказала, что ты разрешила угощаться.» — заявила рецидивистка.
«Когда это я вам говорила, что вы можете сожрать всю мою еду? Вы с нею, как крысы, дождались пока все уснут и втихаря запихивались колбасами. Суки, и не подавились столько сожрать колбасы?» — кричала я в бешенстве.
Мне было очень обидно, мой ребёнок экономил на себе, чтобы меня побаловать вкусностями, а сам был исхудавший.
Я ещё продолжала несколько минут кричать и возмущаться, стыдив рецидивистку, как открылась бронь и в камеру зашла надзирательница Василиса. Обратившись к лесбиянкам Даше и Веронике, она сказала:
«Девочки, собирайте свои вещи, вас переводят в старую камеру.»
«А нельзя нам в этой камере остаться? Там нет душа, а здесь всё равно есть свободные места.» — попросила лесбиянка Вероника.
«Нельзя. Сюда сейчас беременную переведут и женщин, едущих по этапу.» — строго ответила надзирательница.
«А когда, Вы, Полину переведёте? Вы же обещали.» — обратилась я к надзирательнице.
«Полина сказала мне сегодня, что передумала бросать курить и уже не хочет сюда переходить.» — высокомерно сказала надзирательница.
«А сколько сюда транзиток заведут?» — поинтересовалась Лиза.
«Двоих. Как только я всех расселю, то позову тебя, Лиза, на беседу.» — сказала надзирательница, и вместе с двумя лесбиянками вышла из камеры.
Через несколько минут в камеру завели молодую женщину.
«Здравствуйте, женщины. Меня зовут Люда. Можно мне лечь на нижнюю шконку, а то я — беременная.» — объявила новенькая арестантка, стоя у входа.
Я обратила внимание, как недовольно переглянулись рецидивистка-кобёл Римма и Лиза.
«Римма, перетаскивай свой матрас к нам на верхнюю шконку, а ты, Юлька, взбирайся на верхнюю шконку на место Римки. Сейчас ещё двух транзиток заведут. Не представляю, куда их класть.» — недовольно заявила Лиза.
Кобёл Римма стала радостно перетаскивать свой матрас на соседнюю со мною верхнюю шконку-пальму. Такое соседство меня не очень устраивало, и я возмущённо смотрела на Лизу. Она, заметив моё недовольство, подошла ко мне и негромко сказала:
«Неизвестно, каких заведут транзиток. А если что, то Римка нас с тобою в обиду не даст. Не волнуйся, она к тебе не будет приставать.»
Я посмотрела на счастливое лицо кобла и пожалела, что две недели назад отказалась спать рядом с Лизой на нижней шконке.
Через некоторое время в камеру завели двух транзиток, одна из них была очень агрессивна и раздражённо посмотрела на каждую из нас.
«Меня зовут Вадик.» — объявила агрессивная транзитка, которая оказалась коблом.
«Меня зовут Виола.» — представилась вторая транзитка.
Неожиданно к брони подошла пожилая арестантка и стала тарабанить в дверь.
«Тише, Вы, быстро по-белому! На централе управа ходит, сейчас на наш корпус заходит!» — недовольно заявила продольная, когда открыла карман на брони.
«Да мне плевать, кто там ходит! Немедленно выводите меня из этой камеры! Я не собираюсь находиться в лесбийской камере! Только что одних вывели коблов, теперь таких же завели. Я сюда согласилась перейти, потому что просилась в некурящую камеру, а здесь больше половины курит!» — стала кричать пожилая арестантка.
«Тише, Вы. Сейчас Василису позову.» — пообещала продольная и захлопнула карман.
«Я буду тарабанить в дверь, пока вы не переведёте коблов!» — заявила пожилая арестантка и стала опять стучать в дверь.
Я смотрела с уважением на пожилую сокамерницу.
Буквально через несколько минут бронь распахнулась, и зашла недовольная надзирательница Василиса. Обратившись к коблу, она приказала:
«Выходите с вещами. Эта камера для некурящих, а в вашей карточке указано, что вы курите. Сейчас сюда придут проверяющие и будут проверять по картам, кто здесь находится.»
Кобёл недовольно взяла свои вещи и вышла следом за тюремщицей.
«У вас на централе все такие камеры, с душем и свежим ремонтом? В нашей тюрьме, откуда мы вчера выехали на этап, таких камер нет. У нас ночью даже крысы бегают по шконкам. Однажды, одной зэчке отгрызли палец во сне.» — заявила транзитка Виола.
«У нас тоже ночью бегают крысы, но они грызут чужую колбасу в холодильнике!» — объявила я, глядя на рецидивистку Юлю.
«А у нас таких крыс, наголо обривают и обливают зелёнкой, чтобы все на централе их знали в лицо!» — сказала с осуждением транзитка.
«Теперь и мы ваш опыт переймём! Ты проходи, обживайся, девочка!» — сказала пожилая сокамерница.
Транзитка только успела закинуть свой матрас на свободную верхнюю шконку, как открылась бронь и в камеру зашла делегация из управы во главе с начальником тюрьмы, который, заметив меня, почему-то испугался. Всего было пять человек из управы, начальник тюрьмы, надзирательница Василиса, а конвойная стояла, вытянувшись у брони. Все пятеро сотрудников управы были симпатичными мужчинами до пятидесяти лет, среди них был и подполковник, с которым я уже встречалась (16. Беспредел на следственных действиях.).
Один из сотрудников управы по карточкам называл наши фамилии, и мы должны были выйти из шеренги. В шеренге осталась только я, моей карточки не было.
«Эту заключённую недавно перевели в эту камеру, её карточка осталась в картотеке за другой камерой. Извините, это моя вина, я сегодня же перепроверю картотеку.» — испуганно сказала Василиса.
«А Вас разве уже осудили?» — поинтересовался у меня подполковник.
«Нет. У меня ещё идут судебные разбирательства.» — ответила я.
«А почему Вы тогда в одной камере с осужденными?» — спросил у меня другой офицер из управы.
«Меня перевели сюда, потому что эта камера для некурящих, а в некурящей камере для первоходок — мест нет.» — ответила я.
«Надо будет ещё одну камеру выделить для некурящих-неосужденных заключенных. Вы же знаете, что рецидивисток и осужденных нельзя содержать в одной камере с неосужденными.» — строго сказал подполковник, обращаясь к начальнику тюрьмы.
«Это моё упущение. Сегодня всё исправим. Займитесь этим, капитан.» — разочаровано обратился начальник тюрьмы к Василисе.
«А разве не начальник корпуса должен этим заниматься?» — недовольно сказала надзирательница Василиса.
Начальник тюрьмы со злостью посмотрел на Василису.
«А разве начальник женского корпуса уже назначен? Почему нам об этом не доложили?» — возмутился подполковник.
«Старший лейтенант Редькин временно назначен, пока начальник ФСИН не утвердит постоянного специалиста на это место. Но, давайте не будем обсуждать наши внутренние перестановки в присутствии заключенных. Пройдёмте в мой кабинет.» — растерянно заявил начальник тюрьмы, недовольно зыркая на Василису.
Когда делегация вышла и бронь замкнулась, то мы всей камерой рассмеялись. Нам так приятно было видеть, как управа отчитывает начальника тюрьмы.
Рецидивистка Катя зашла в камеру уже поздним вечером.
«Из-за этой долбанной управы, нас несколько часов в отстойнике тюрьмы продержали. Зато, сколько новостей я узнала. Тебе, кстати, блондинка, привет от Дизель. Она пообещала побить тебя и остричь наголо, за то, что ты распускаешь о себе и об Адаме сплетни. На самом деле, это Адам и Дизель должны в скором времени расписываться, они уже подали заявления начальнику. Ещё, ходят разговоры, что ты беременна от кого-то из надзирателей, а ребёнка хочешь повесить на Адама. Говорят ты с ним как-то наедине в прогулочном дворике гуляла. А ещё Дизель пообещала, что потребует у начальника тюрьмы, чтобы тебя на перевоспитание в камеру 179 перевели, где сидят отмороженные убийцы.» — с довольной рожей делилась новостями обо мне рецидивистка Катька.
«По поводу моей беременности, это тоже Дизель придумала? Все адекватные бабы на централе считают «западлом», чтобы верить сплетням Дизель. А ты, я смотрю, как лохушка всё это схавала.» — недовольно сказала я рецидивистке.
«Смотри, чтобы за лохушку, я тебе привет от нашего общего знакомого не передала. Догадываешься от кого? Сегодня в зале суда ко мне подходил следачок и предлагал двадцатку, чтобы я тебе бока намяла. Говорит, из-за твоих жалоб, у него серьёзные проблемы на работе.» — угрожающе заявила рецидивистка Катька.
«А откуда он узнал, что мы с тобою в одной камере?» — грозно поинтересовалась я.
Рецидивистка замялась и не придумав ничего подходящего, ляпнула:
«Откуда я знаю, отвяжись от меня!»
«Да нет, не отвяжусь. Тебе кто позволил этой ночью без спроса сожрать все мои продукты? Это когда я тебе разрешила съедать мои запасы? Может мне стоит сообщить на котёл твои данные, что ты у нас крыса в хате? Да ещё и дезорганизатор? Сегодня ночью я отправлю маляву Адаму, и расскажу, что ты эти сплетни объявила от имени Дизель. Пусть он с неё за это спросит.» — угрожающе заявила я.
Рецидивистка испуганно посмотрела на меня и улеглась на свою шконку, притворяясь, что уснула. А я, недолго думая, написала маляву Адаму и пересказала рассказ рецидивистки.
В эту ночь, «дорогу» поставили очень поздно. И я, отправив маляву, легла спать. Однако сон не шёл, было предчувствие беды. На нижней шконке Лиза негромко разговаривала с кем-то по телефону. Я услышала обрывок её возмущённой фразы:
«Не буду я её отрабатывать, мы с нею, как сёстры. У них нет никаких отношений, я же вижу. Он сам навязывается, шлёт ей еду.»
Я стала прислушиваться, но следующие несколько минут Лиза молча слушала кого-то в трубке.
«Всё, я сказала — не буду, тем более за такие копейки.» — послышался голос Лизы.
Я зажмурилась, когда почувствовала, что Лиза поднимается с нижней шконки. Несколько секунд я чувствовала её взгляд на себе. Она сходила в туалет, а когда вернулась, то к ней на шконку подсела дорожница-кобёл Римма.
«На беременную уже поступил заказ?» — услышала я радостный шёпот кобла Риммы.
«Пока на другую.» — также шёпотом ответила Лиза.
«Почему на неё?» — через время тихо спросила кобёл.
Ответа не последовало, Лиза ответила на жужжащий звонок мобильника.
«Откуда у тебя мои цифры? Она уже спит. Хорошо, сейчас разбужу.» — недовольно возмутилась Лиза.
Кто-то похлопал меня по плечу. Открыв глаза и притворяясь очень сонной, я увидела Лизу, она сказала:
«Тебя просит к телефону какой-то Арам, говорит, что хочет с тобою поговорить по своей делюге. Я ему сказала, что уже очень поздно, и ты спишь. Но он всё равно требует тебя, говорит, что ты его любимая девушка.»
Она протянула мне трубку, но я не взяла её, а сказала почти в динамик трубки:
«Какой нахал! Передай ему, чтобы он шёл к чёрту! Пусть пишет мне маляву о своей делюге.»
Я была возмущена таким поступком Арама, раньше он никогда такого себе не позволял. Он пару раз присылал мне швейцарский шоколад, когда я ещё была в камере 190, после того, как мы однажды выезжали с ним в суд (29. Спаситель в карцере, а я в суде.). Но уже несколько месяцев я о нём ничего не слышала, знала только, что он «сидит на котле». Зачем он устроил интригу, что я его любимая женщина, мне было не ясно.
«Да сам пошёл туда, урод!» — услышала я возмущённый голос Лизы с нижней шконки.
Когда Лиза возмущённо пересказывала мне, как этот армянин оскорблял её по телефону, за окном раздался крик:
«Один, восемь, четыре – дороги нет! Один, восемь, четыре – дороги нет!»
К нам подбежала кобёл-дорожница и сообщила:
«Нам мужской корпус дорогу обрезал!»
Мы удивлённо переглядывались, так поступает мужской корпус, когда хочет наказать женскую камеру или вообще зачислить к «шерстюге, БС-никам и т.п.» Лиза испуганно стала звонить своему знакомому, которому ранее отправляла вареники. Через время он перезвонил ей, она перебивала его и говорила:
«Да этот армянин врёт, у меня есть свидетели в камере, они слышали мои слова и могут подтвердить Положенцу. Я ему сказала, что сам пусть туда идёт, куда он меня послал. И вообще, я сейчас позвоню в зону Даге и расскажу сегодняшний инцидент!»
Лиза позвонила своему знакомому Даге в зону. Она пересказала о происшедшем, закончив разговор так:
«Они хотят объявить нашу хату «шерстяной»! Дагачка, разберись пожалуйста.»
Я была расстроена, потому что была одной из виновниц этого скандала. Попросив у Лизы телефон, я позвонила Адаму и пересказала дословно ситуацию, в которую была втянута.
«Мне уже доложили об этом. Я же тебя просил, чтобы ушла из той камеры, а ты не слушаешься. Котёл поставит дорогу, если та шерстюга извинится, что оскорбляла и обзывала матом уважаемого Арама.» — заявил Адам.
Я была возмущенна и в гневе:
«Она его не обзывала матом, я была рядом, когда они разговаривали. Почему она должна извиняться за то, чего не говорила?»
«Любимая, я догадываюсь, что эта шерстюга сейчас рядом с тобою и заставляет тебя за неё заступиться. Ты должна завтра же выйти из той камеры!» — огорчённым голосом попросил Адам.
«Никто меня не заставляет этого говорить. Я тебе честно заявляю, что была свидетелем их разговора.» — возмущённо ответила я.
«Арам поклялся мамой и словом арестанта, а это важнее остальных доказательств. Чтобы завтра же вышла из той камеры!» — недовольно ответил Адам и отключился.
Удалив его цифры из телефона, я отдала мобильник Лизе.
«Они заявляют, что верят клятве Арама. И требуют, чтобы ты перед ним извинилась.» — грустно сказала я.
«Да пошли они! Не буду я извиняться перед тем уродом. Обойдёмся без дороги. Телефон и зарядка с котла у нас осталась. Да и ещё кое-что. Скоро сами будут умолять, чтобы мы дорогу поставили. Римка, зашей канат в свой матрас, чтобы его при шмоне не отшмонали!» — распорядилась Лиза.
Продолжение: 57. Спасение беременной арестантки.
интриги в замкнутом пространстве страшнее, чем вне тюрьмы