60. Ад в пресс-хате.

   Начало: 59. Котенок в пресс-хате.

   Утром я проснулась от мурлыканья котёнка, который свернулся клубочком рядом на моей подушке. Я погладила его за ушком и посмотрела на соседнюю верхнюю шконку-пальму, на которой спала новенькая сокамерница Нина-мошенница.

   Как я ни напрягала память, но не могла вспомнить откуда мне знакомо её лицо. Нина зашевелилась и открыла глаза, которые были ледяного серого цвета. Я внутри вся сжалась, на меня смотрела копия лица мерзавца-следователя, который много раз угрожал мне физической расправой. (16. Беспредел на следственных действиях.)

   «Доброе утро!» — дружелюбно сказала она.

   По моей спине побежали мурашки, тон её голоса тоже немного был похож на следователя. «Возможно они двойняшки?» — предположила я про себя.

   «Доброе. Как спалось на новом месте?» — поинтересовалась я.

   «Шикарно выспалась, кровать удобная. Последнюю неделю я спала на сиденьях вокзала и аэропорта. Меня арестовали в аэропорте, я уже месяц бегала от следствия. Я сама с Урала, думала меня у вас не найдут.» — усмехнувшись ответила она.

   Я внимательно смотрела на неё и не верила ни одному её слову, кроме как, что она с Урала, говор был похож на уральский.

   «А сколько тебе лет?» — поинтересовалась я.

   Сокамерница подозрительно зыркнула на меня и не сразу ответила:

   «Сорок.»

   «Выглядишь намного моложе.» — сказала я ей и спустившись со шконки, ушла умываться.

   Позже, завтракая я размышляла о ночном предупреждении арестанта Арама. Я была уверена, что это было связанно с новенькой сокамерницей Ниной-мошенницей.

   Вторая новенькая арестантка была пожилой «бомжихой», которую арестовали за кражу продуктов в магазине. Пожилая женщина всех стеснялась, сидела на своей верхней шконке. Тётя Ира дала ей свою шампунь и потребовала, чтобы она шла купаться. После купания, пожилая арестантка подарила новенькой свой халат. И эта женщина-бомжиха расцвела.

   Лиза всё утро проплакала на своей шконке, со своими «подружками» не хотела разговаривать.

   В обед за мною пришёл надзиратель и сопроводил на свидание к сыночку. Когда мы проходили мимо камеры 182, дверь в неё была открыта и в ней двое «козлятников» ремонтировали канализацию.

   «Вы, что, до сих пор не закончили ремонт этой камеры? Мне обещал Редькин, что я уже сегодня перейду в эту камеру!» — возмущённо обратилась я к козлятникам.

   «Мы уже третий день возимся с канализацией, не можем понять где забилась труба и стояк. С утра прочищаем засоры. Сегодня должны закончить. И завтра будем красить стены и потолок.» — ответил мне один из козлятников.

   Я грустно вздохнула, придётся ещё сегодня и завтра терпеть этих сокамерниц из 184 камеры.

   В это свидание, нам с сыночком никто не мешал разговаривать. Время быстро пролетело, очень не хотелось расставаться с сыном. С тяжёлым сердцем я возвращалась в камеру.

   Когда я вернулась в камеру, то удивилась увиденной картине. На шконках Лизки и Женьки сидела вместе с Катькой и Юлькой новенькая сокамерница Нина. Она их негромко в чём-то уговаривала. Трое слушали её очень внимательно, а вот рецидивистка Катька вся сияла от счастья.

   Нина-мошенница, заметив меня, улыбнулась мне и перебралась на свою шконку. Юлька и Лизка смотрели на меня с удивлённой заинтересованностью, Женька смотрела с угрозой, а Катя злорадно.

   «Ну и когда тебя от нас переведут?» — ехидно спросила рецидивистка Катька.

   «Как только закончат ремонт в 182.» — сухо ответила я.

   До вечера в камере каждый занимался своими делами. После вечерней баланды Лиза принялась кухарить: лепить вареники с начинкой из сухого пюре. Потом Юлька их отварила при помощи маленького кипятильника. Лиза пригласила всю камеру угощаться варениками. Я, тётя Ира и цыганка Лариса отказались.

   Лиза обиженно посмотрела на нас троих и сказала:

   «Придётся котёнка отправить к его хозяину на мужской корпус.»

   Тётя Ира взяла свою тарелку и присоединилась ко всем, кто ел вареники.

   «А почему ты сама не ешь свои вареники? Может ты туда что-то подсыпаешь?» — спросила я у Лизки.

   Она посмотрела на меня с нескрываемой ненавистью.

   «Я тебе уже не раз говорила, что у меня проблемы с кишечником. Поэтому мне нельзя есть мучное!» — с обидой в голосе ответила Лизка.

   Неожиданно из-за стола выскочила рецидивистка Катька и подбежала к моей шконке.

   «Какая же, ты, неблагодарная тварь! Лиза старалась, готовила нам всем вареники, а ты её в чём-то уличаешь!» — прокричала Катька и ударила меня по плечу.

   Я ударила её по голове расчёской и отпрыгнула на соседнюю шконку.

   «Сука, слезешь, по рёбрам надаю!» — пригрозила мне Катька.

   «Катюша, не трогай её. А то у меня из-за этого будут неприятности.» — попросила Лизка.

   «Хорошо, Лизочка, я не буду её трогать только ради тебя!» — пообещала Катька.

   Позже впятером они опять все вместе сидели на шконках у Лизки с Женькой и о чём-то шептались.

   Когда ночью «поставили дорогу», мне прилетел телефон от Адама, и я ему сказала:

   «У нас в хате неспокойно. Появилась подозрительная новенькая.»

   «По утренней проверке выходи из камеры и отказывайся в неё заходить. Телефон сегодня держи до утра.» — приказал Адам.

   После отбоя, проходящая мимо меня, беременная Люда незаметно передала мне записку. В ней было написано:

   «С воли им предложили денег, чтобы тебя отработать.»

   Я была напугана. Катька ходила по камере и громко возмущалась о моей неблагодарности. Кто-то постучал в карман брони, Лиза подбежала и присела на корточках перед открывшимся карманом. Она протянула руку в «карман брони» и что-то взяла из мужской руки. Когда она вернулась на свою шконку, то к ней подбежали Катька с Юлькой и стали шёпотом умолять Лизку о чём-то.

   «Это на завтра, когда всё закончим.» — услышала я ответ Лизки.

   С соседней шконки на меня смотрела уничтожающим и злорадным взглядом Нина-мошенница.

   «Дай мне позвонить своему сыну?» — ласково попросила она у меня телефон Адама.

   «Не могу. Я жду звонка от друга с мужского корпуса. Он сейчас с родными разговаривает.» — ответила я ей.

   Она спустилась со шконки и передала наш с нею разговор Лизе.

   «Женщины, давайте ложиться спать. Утром подумаем, как дальше будем жить.» — громко сказала Лиза своим подругам.

   Кобёл Римма смотрела на меня с сочувствием и отрицательно качала мне головою. Я и без неё догадалась, что меня собираются спящей столкнуть с верхней шконки, чтобы потом сказать надзирателям, что я сама во сне свалилась.

   Я позвонила сыну и почти час с ним разговаривала.

   «Хватит по телефону сливать мусорам информацию с нашей хаты!» — прокричала на меня Катька.

   «Заткнись. Я с сыном разговариваю!» — рявкнула я в ответ.

   Катька продолжила яростно возмущаться и бросать угрозы в мой адрес.

   «Мама, что у тебя там происходит? Почему ты не уходишь из той камеры?» — испуганно спросил у меня сын.

   «Да это специальная провокация! Не волнуйся, меня завтра должны перевести.» — ответила я сыну.

   Он ещё долго не хотел отключать телефон и просил со мною разговаривать. Я понимала, что он переживает за меня, тем более он уже один раз видел меня изуродованной после драки с лесбиянками. (39. Последствия драки с розовыми пантерами.)

   «Вот если я завтра не выйду на связь, тогда и пожалуешься в прокуратуру. Забыла тебе сказать, вчера завели новенькую, она две капли лицом похожа на следователя-подонка, словно они брат и сестра.» — весело ответила сыну, на его предложение позвонить в прокуратуру.

   Заверив, что со мною ничего не случится, я, распрощавшись и пожелав сыну спокойной ночи, сделала отбой звонку. Нина-мошенница смотрела на меня уничтожающим взглядом, словно расстреливала глазами. В этот момент опять завибрировал телефон, звонил Арам с котла.

   «Я узнал, что у вас в камере скандал. Хочешь, я сейчас пришлю мусора, и он тебя выведет из камеры? Побудешь до утра в раколовке, а потом тебя сразу оформят в другую камеру.» — предложил он.

   Перспектива стоять до утра в раколовке меня не прельщала.

   «Нет, Арам, я не хочу стоять в раколовке. Пусть лучше конвойный почаще приходит смотреть в глазок. И передай моим друзьям, что я никогда во сне не падаю с кроватей. Упасть я могу, если меня кто-то захочет столкнуть.» — специально ответила я громко, чтобы всем моим сокамерницам было слышно.

   В этот момент Нинка спустилась на нижние шконки к Лизке с Женькой. Недолго пошушукавшись, она вернулась на свою шконку и повернулась ко мне спиною.

   В этот момент на вопрос Арама, я ответила:

   «Да, телефон у меня будет до утра. Адам попросил, чтобы я ему перед подъёмом позвонила.»

   В эту ночь, я не сомкнула глаз, ожидая нападения, но все «подруги» Лизки вместе с нею спали. По последней дороге я отправила телефон и ожидая утреннюю проверку, уснула.

   Проснулась от громкого крика баландёра:

   «Обед!»

   Я быстро спустилась со шконки и подбежала к открытому «карману брони».

   «Позовите срочно Редькина! Он обещал меня перевести в камеру 182. Я не буду больше находиться в этой камере!» — прокричала я продольному, который стоял около баландёра.

   Продольный заверил меня, что Редькина позовёт, а я стала собирать все свои вещи и подносить ко входу. Пятеро сокамерниц смотрели на меня с ненавистью, остальные с грустью и сочувствием.

   Только через несколько часов пришёл конвойный и зайдя в камеру сказал мне:

   «Редькин попросил Вас до завтра побыть в этой камере, в 182 ещё не доделали ремонт.»

   «Нет. Я и дня не буду в этой камере, где мне угрожает опасность!» — заявила я.

   «Я сейчас передам это Редькину, и он придёт в вашу камеру, чтобы всё выяснить.» — ответил продольный.

   На часах уже было шесть вечера, и я запереживала, что Редькин уже мог уехать домой. В течение часа никто в камеру не приходил. Потом открылся карман и заступившая на ночную смену, пьяная продольная объявила:

   «Бабы, переводы будут завтра. А чтобы сегодня, вы все сидели тихо в хате и не подставляли меня!»

   Я была в шоке.

   «Позови дежурного по тюрьме! Срочно!» — приказала я продольной.

   Через пол часа вместо дежурного пришёл оперативный работник — Лысый, с которым мы стали врагами ещё после шмона на Новый год (14. Шмон в хате.), он же не хотел вызывать мне бригаду «Скорой помощи», когда была драка с лесбиянками. (38. Кровавая драка с Розовыми пантерами.)   

   Лысый не зашёл в камеру, а через открытый карман недовольно спросил у меня:

   «Чего надо?»

   «Откройте дверь! Я хочу выйти из этой камеры! Я даже готова до утра провести в раколовке!» — чуть ли не плача попросила я.

   Он усмехаясь посмотрел на меня и ехидно сказал:

   «Нехорошо, если такая красавица будет стоять в раколовке. Я пойду посмотрю в каких камерах есть места и переведу туда Вас.»

   Карман закрылся, и надзиратели ушли.

   «Что же ты не пожалуешься своему любовнику — начальнику тюрьмы? Или ты нам наврала, что он твой любовник?» — ядовито спросила рецидивистка Женька.

   «Вообще-то, про любовника, это придумала Катька!» — ответила я.

   В десять вечера открылся карман, и пьяная надзирательница сказала мне:

   «Место свободное есть только в камере 179, где сидят отмороженные бабы-убийцы. Я тебя туда не поведу, потому что хорошо к тебе отношусь. Так что, переночуй здесь, а утром уже Редькин тебя переведёт! И бабы, ложитесь спать, уже давно отбой по тюрьме!»

   Я не успела ничего ответить, как она закрыла карман. В этот момент за окном прокричал арестант:

   «Один, ноль, три – зима! Один, восемь, четыре – дороги нет!»

   Это означало, что тюремщики обрезали дорогу между нашей камерой и мужским корпусом. Лизка подозвала своих шестёрок к себе на кровать-шконку, быстро им что-то сказала. После этого ко мне подбежала рецидивистка Катька и ударила кулаком в левый бок, я услышала хруст ребра. Потом рецидивистка принялась кулаками бить меня по лицу и голове. Я отключилась, потеряв сознание.

   Открыв глаза, я увидела, что лежу на полу, а Лизка, Катька, Женька и Юлька бьют моё тело ногами. Я опять провалилась в темноту.

   Когда в очередной раз я пришла в сознание, то увидела, что все сокамерницы лежат по своим кроватям, некоторые даже спали. А я лежала на грязном полу около шконки пожилой арестантки тёти Иры, вокруг меня были мои кровавые следы.

   Я хотела приподняться с пола и взялась за шконку, на которой лежала тётя Ира и гладила котёнка, но она ногою ударила меня по руке и брезгливо прошипела:

   «Не вымазывай своей кровью мою постель!»

   «Римка, пойди и перережь ей вены!» — потребовала рецидивистка Женька.

   «Не надо. Скажем, что она во сне свалилась со шконки. До утра она уже сдохнет!» — где-то издалека услышала я Лизкин голос и опять провалилась в темноту.

«Земную жизнь пройдя до половины,

Я очутился в сумрачном лесу,

Утратив правый путь во тьме долины.

Каков он был, о, как произнесу,

Тот дикий лес, дремучий и грозящий,

Чей давний ужас в памяти несу!

Так горек он, что смерть едва ль не слаще.»

(Отрывок из Ада «Божественной комедии»  Данте Агильери.)

    Продолжение: 61. Живучая, как кошка.

Поделиться ссылкой: