71. Антураж блатной хаты.
Начало: 69. Показания эксперта и блатная дорога.
Когда меня перевели в одиночную тюремную камеру, то каждый день ощущала, что меня как будто вытащили из ямы, где я находилась с ядовитыми змеями.
Вчера, после суда, мне «застрелили дорогу», ночью от Адама «прилетел телефон», и я очень долго разговаривала со своим сыночком.
Несколько дней назад, после свидания, мой сыночек выслал мне посылку с радио, вентилятором, чайником, книгами и журналами. Сегодня день, когда по тюрьме выдают посылки, поэтому с самого утра я ждала с нетерпением, когда уже наступит час выдачи.
На утреннюю прогулку меня опять вывели в прогулочный дворик с тренажёрами. Теперь, мне не казались скучными тюремные прогулки. Каждое утро я с удовольствием занималась спортом. После прогулки был усиленный тюремный завтрак – баланда, состоящий из молочной каши, варенного яйца, дополнительно свежий творог, сливочное масло и блюдечка сгущённого молока. Мне оставалось только надеяться, что откармливают меня «не для забоя».
Все эти дни мне не давал покоя разговор с начальником тюрьмы и подслушанные мною обрывки фраз тюремщиков о таинственном моём заступнике — «Медведе». В тайне я мечтала, чтобы им оказался тот симпатичный полковник из управы, с которым уже несколько раз пересекалась. Не смотря на свой возраст, в глубине души я ощущала себя романтичной барышней (от автора: д̶у̶р̶о̶й̶).
Плотно позавтракав кашей, отварным яйцом, пятью столовыми ложками творога и горячим кофе, я принялась за уборку своей камеры. Не успев и до половины вымыть пол, как отворилась бронь, и «продольная» Аллочка позвала меня с собою.
«У тебя есть большая сумка? Бери с собою и пойдём, я тебя отведу получать посылку.» — сообщила она мне.
Я от радости вывалила все свои вещи на кровать из большого пакета и чуть ли не в вприпрыжку пошла за продольной. Мы спустились на нижний этаж и подошли к кабинету — «оперятнику». Комната была завалена посылками, здесь же были две надзирательницы-контролёрши. Обе были очень приятными женщинами и всегда выдавали абсолютно всё из посылок, что не запрещено для тюрьмы.
Напомнив им свою фамилию, одна из надзирательниц вытащила из огромной кучи посылок мою, как всегда огромную коробку. Когда контролёрша открыла коробку, я поняла, что в один пакет содержимое посылки не поместится. Женщины выставили содержимое на два стола, всё перепроверив.
«А начальник разрешил Вам радио, чайник, вентилятор?» — спросила одна из контролёрш.
«Да, разрешил. Я сейчас в одиночной камере нахожусь, а Василиса забрала из моей камеры радио и вентилятор, заявила от имени начальника, чтобы мои родственники это выслали на меня.» — убедительно ответила я.
«Тогда мы сейчас на технику составим акт, что приняли на склад, а потом поставим на баланс тюрьмы. Вам же объяснили, что любая техника остаётся в тюрьме, как дар от Ваших родственников?» — спросила одна из тюремщиц.
«Конечно, объяснили. Оформляйте, как положено. А Вы мне радио сегодня отдадите?» — сказала я.
«Даже сейчас. Но если сегодня или завтра приедет управа, то Вы, пожалуйста спрячьте в сумки до понедельника. А вот коробки из-под посылок нам запрещено выдавать, поэтому Вам придётся нести ещё пустые пакеты.» — ответила контролёр.
Я быстро уложила в пакет радио, чайник и кое-какие продукты, вентилятор взяла в свободную руку и отправилась в камеру в сопровождении конвойной. Зайдя, я оставила содержимое и не придумав ничего другого, взяла с собою пустой пятидесятилитровый красный пластмассовый бак для воды и отправилась с продольной за остальным содержимом посылки. Контролёры рассмеялись моему появлению с баком.
«Этот красный бак, словно мешок Деда Мороза.» — по-доброму сказала продольная.
Когда бак был полностью загружен с горкой, я поняла, что правильно сделала, что взяла именно бак, а не ещё один пакет. Оставив на столе только шоколадку «Альпен Гольд капучино» и пачку сигарет, я довольная понесла бак в свою камеру.
Только, я успела зайти в камеру, как за окном раздался крик арестантов:
«С дорогами полный расход! С дорогами полный расход! Один, девять, пять, отдай сопровод!»
Я подбежала к окну и аккуратно стала разматывать катушку с «сопроводом», на другом конце капроновой нитки арестанты снимали мою дорогу.
Как только мы сняли дорогу, я стала метаться по камере и прятать под свою шконку пакет с чайником, радио и вентилятор.
Быстро застелила кровать «по-белому», принялась разбирать бак с продуктами.
Большая часть продуктов была в не распакованных упаковках, что запрещено в тюрьме. Чтобы не подвести контролёров-посылочниц, мне пришлось всё открывать и распихивать по полкам. Но большую часть продуктов, которые запрещено передавать в СИЗО, мне пришлось спрятать под кровать.
Продолжая метаться по камере, быстро домыла полы и расставила по местам веник, швабру, ведро, тазики и тряпки. Всё, в камере был порядок.
На этаже ещё не было слышно голосов проверяющих, поэтому я решила принарядиться и накраситься. Надела одно из платьев, в которых выезжала в суд. Ярко накрасила глаза и губы, расчесалась.
И в этот момент распахнулась бронированная дверь, в камеру ввалилась группа мужчин в гуфсиновской форме, сопровождал их напряжённый начальник тюрьмы. Я была испуганна и растерянна от их внезапного появления, потому что они бесшумно подошли к моей камере.
Четверо высоких мужчин осматривали мою камеру, изучали в навесном шкафу полки с продуктами. Также открыли крышку бака из-под воды и заглянули в него. Меня трясло от страха, я ожидала, что кто-то из них сейчас должен был залезть под мою шконку.
«А почему бак пустой и в нём нет воды?» — спросил у меня один из проверяющих.
Все проверяющие внимательно смотрели на меня и ждали ответа.
«Не успела набрать. Я каждый день после уборки в камере набираю в него воду. А сейчас только полы домыла, видите, ещё линолеум не просох даже.» — нерешительно произнесла я, избегая смотреть на начальника тюрьмы, который почему-то очень грозно сверлил меня своим взглядом.
«А почему эта заключённая находится в одиночке?» — строго спросил другой проверяющий у начальника тюрьмы.
«Хозяин тюрьмы» в этот момент нервно дёрнулся, видимо ему не понравился тон этого проверяющего.
«Это распоряжение начальника ГУФСИН, после заявления заключённой о содержании её в одиночной камере.» — недовольным тоном ответил начальник тюрьмы.
Но проверяющий по какой-то только ему видимой причине не удовлетворился таким ответом.
«А почему Вы написали заявление о содержании в одиночной камере, только после нескольких месяцев нахождения в тюрьме?» — проверяющий грозно обратился ко мне.
Я посмотрела на испуганное и побелевшее лицо начальника тюрьмы и не раздумывая ответила:
«Я нахожусь уже девять месяцев в тюрьме по ложным заявлениям и по сфабрикованному против меня уголовному делу. Меня, директора и учредителя организации обвиняют в том, что я четверым поочерёдно нанесла тяжкие телесные повреждения. Всё это из-за конкурентной и непорядочной войны! Следователь мне угрожал ещё до возбуждения уголовного дела и требовал, чтобы я забрала своё заявление из полиции о рейдерском захвате. Позже, через свою знакомую судью, они меня поместили сюда в СИЗО, обещая, что здесь со мною расквитаются. Я очень благодарна начальнику ГУФСИН и начальнику тюрьмы, что они удовлетворили моё заявление об одиночном содержании, потому что я – социально не адаптирована жить в одной комнате с наркоманками и лесбиянками. А Вам, я думаю, должно быть известно, что почти в каждой женской камере содержатся наркоманки.»
Произнося свою тираду, я, не отрываясь, смотрела в глаза этому дотошному проверяющему. Я заметила его недовольное выражение лица, когда говорила об угрозах следователя. А когда я закончила свою речь и посмотрела на начальника тюрьмы, то увидела его восхищённое и довольное лицо.
«А Вам здесь одной не скучно?» — спросил меня другой проверяющий.
«Абсолютно не скучно. Вот видите, на столе у меня три тома документов по моему делу, которые только вчера мне предоставили в суде. Тогда, как должны были ознакомить ещё семь месяцев назад. Теперь мне надо это всё изучить и прочитать до следующего заседания. Единственное, что я бы хотела попросить у начальника тюрьмы – это разрешить, чтобы у меня в камере было радио и вентилятор.» — ответила я.
«Управление не запрещает иметь в камерах радио и вентиляторы, но это если Ваши родственники Вам пришлют посылкой.» — ответил проверяющий.
«Конечно, я разрешаю, чтобы у Вас было это всё в камере. Сообщите родственникам и пусть высылают. Ваш сын, если я не ошибаюсь, то каждую неделю ходит к Вам на свидание.» — сказал начальник тюрьмы.
После этого, вся делегация вышла из камеры, а я с облегчением села на кровать.
Не успела я расслабиться, как бронированная дверь опять открылась и в камеру зашёл только начальник тюрьмы. Его лицо было очень довольным. Он нагло осмотрел меня с ног до головы и весело спросил:
«Мне приказать, чтобы тебя тройной порцией кормили? Ты почему не поправляешься? Худющая стала, как вобла!»
«Так я только неделю, как в спокойной обстановке. А так-то, всё на нервах. Да ещё и беспредел в суде. Думала, что этот судья порядочный и быстро меня освободит, а он всё тянет, не понятно, что задумал. Играет, как кот с мышкой.» — ответила я.
«А может не хочет с тобою расставаться? Когда ему ещё такая преступница попадётся? Ты же раньше, небось, судей и тюремщиков никогда за людей не считала?» — также весело спросил начальник тюрьмы.
«То, что среди судей есть непорядочные, об этом все знают. А с тюремщиками мне раньше пересекаться нигде не приходилось.» — нерешительно сказала я, смущаясь под пытливым взглядом главного тюремщика.
«Ясно. Ну так, а чего ты сегодня по тюрьме с красным баком туда-сюда ходила? Ещё и под видеокамерой ГУФСИНА. Дежурная по этажу тоже получит, придумали с красным баком по продолам, как с красной тряпкой перед быком!» — недовольно спросил начальник.
Я не знала, что ответить, но чувствовала, что лицо и даже уши были у меня такого же цвета, как и бак.
«Пожалуйста, только не ругайте продольную. Она не виновата. Просто, у меня не было сумки, чтобы получить содержимое посылки. Вот я и решила, чтобы несколько раз не ходить с одним пакетом туда-сюда, решила сэкономить время.» — ответила я.
Начальник громко загоготал и посмотрел на меня, как я и заслуживала, как на глупую блондинку.
«Это чего же тебе там столько в посылке пришло?» — всё ещё смеясь, хитро поинтересовался начальник.
Я тяжело и глубоко вздохнула, догадываясь, если он просмотрит видеозапись из «оперятника», то узнает, что я получила радио, чайник и вентилятор. Опять почувствовав, что заливаюсь краской, опустив глаза в пол, призналась:
«Продукты, средства гигиены, журналы, книги. И радио. И вентилятор. И чайник. Но технику мы всё оформили на баланс тюрьмы.»
Когда я подняла глаза, то увидела, как начальник довольно и хитро улыбается, наверное, ему уже доложили о содержимом моей посылки.
«Только чайник прячь, когда будут приезжать проверки. А радио и вентилятор уже сегодня можешь вытаскивать из-под шконки. Имей ввиду, что в твою камеру всегда будут заходить проверяющие, так что, чтобы ты всегда так нарядно выглядела, как сейчас! И давай плотнее ешь и поправляйся, или я тебя помещу в больничку на принудительное кормление через зонд и капельницы!» — последняя фраза начальника прозвучала очень угрожающей.
Я поклялась, что начну отъедаться, после чего начальник вышел из моей камеры.
Счастливая, я вытащила из-под шконки радио и вентилятор, включила их в розетки. По радио настроила волну «Русского Радио», где звучала песня А. Воробьёва «Сумасшедшая», что как раз подходило под моё настроение:
«Она сумасшедшая. Но она моя.
Танцует до утра. Поёт ша-ла-ла-ла-ла.
Сумасшедшая. Но она моя.
Танцует до утра. Поёт ша-ла-ла-ла-ла…»
Я закрыла глаза и представила, что я — свободная, еду по городу за рулём своей машины и слушаю своё любимое радио и эту песню.
Продолжение: 72. Победное сопротивление ненавистной тюремщице.
Моя камера — аналогична этой:
Да какбы не была шикарно обставлена хата, тюрьма она и есть тюрьма!
Андроиды, планшеты однозначно нужны арестантам! Важно найти баланс между безопасностью и возможностью общения. Контролируемый и ограниченный доступ к мобильным телефонам, с учетом безопасности, может способствовать реабилитации и улучшению поведения заключенных.
❤️ В конечном счете, мы должны помнить, что заключенные — это люди, которые сталкиваются с трудностями и испытаниями. Благополучие и реабилитация заключенных должны быть в центре внимания. Обеспечение связи с семьей и возможностей для образования и социальной реадаптации может помочь им изменить свою жизнь.
💪 Всеобщее участие и диалог между всеми заинтересованными сторонами, включая учреждения правопорядка, заключенных и общество в целом, могут способствовать нахождению решений и подходов к использованию телефонов в тюремной среде.
Давайте работать вместе, чтобы найти пути реабилитации и развития заключенных, обеспечивая безопасность при использовании мобильных телефонов. В конечном итоге, создание условий для положительных изменений и поддержка заключенных помогут им вернуться в общество как полноценные и ответственные граждане.
В многих странах разработаны программы контролируемого доступа к телефонам, которые позволяют заключенным общаться, но одновременно устанавливают ограничения и меры безопасности. Такие программы могут включать блокировку нежелательных контактов и контроль сообщений, что помогает предотвращать негативные последствия.