76. Тюремный инстинкт.

   Начало: 75. Так вот, кто такой Медведь!

   Один известный психоаналитик-сексолог утверждал, что замкнутое пространство вырабатывает не только страх-клаустрофобию, но и открывает скрытые способности человека, как творческие, так и духовные. Так, в тюрьме многие арестанты начинают рисовать, сочинять прозу, но некоторым даётся больше – у них обостряются такие чувства, часть которых присуща только животным.

   «Животный инстинкт» — многие о нём слышали, но не всем он понятен. Тот, у кого развился этот инстинкт никогда об этом не скажет, боясь оказаться в психушке под наблюдением и экспериментами.

   Но пока, продолжу свой рассказ.

   Судья ёрзал в своём председательствующем кресле и нервно зачитывал мои ходатайства. Всем было заметно, что он, как будто не в своей тарелке.

   Несколькими минутами ранее он перехватил мой взгляд, когда я пристально рассматривала его мантию в районе ног. После рассказа арестанток о том, что они заметили своих судей в шортах под мантией, я, заинтригованная, хотела узнать, что скрывается под мантией у моего судьи. Арестантская бабья глупость, но каждый развлекается в суде, как может. Например, прокурорша сегодня в суде была увлечена своим айфоном. А так как, у меня не было с собою гаджетов, мне оставалось разглядывать судью, который почему-то задвинул свои ноги вглубь стола-трибуны.

   В это судебное заседание, как и в прошлые, судья под «тявканье» прокурорши «Отказать!», не удовлетворил ни одно из моих ходатайств.

   «Какого же чёрта, ты, тогда сидишь в этом кресле судьи?» — безмолвно говорили ему мои глаза.

   «Потому что, я – важный перец!» — читалось во внешности судьи.

   «Следующее заседание состоится через месяц.» — объявил судья.

   «Как, через месяц?» — испуганно воскликнула я на весь зал.

   Судья смущённо покраснел, под требовательным и пронзающим моим взглядом.

   «Суд уходит в отпуск. А у Вас как-раз будет время, чтобы внимательно изучить материалы уголовного дела.» — неловко произнёс он.

   Слёзы душили меня, и я была готова разрыдаться прямо здесь, в аквариуме – целый месяц я должна была бестолково провести в тюрьме.

   Судья продолжал сидеть в президиуме, а все уже вышли из зала заседаний. Оставались только я, судья, секретарь и конвойные. 

   «Подсудимую уже можно выводить?» — спросил конвойный у судьи.

   «Да, конечно.» — ответил он.

   Повернувшись к конвойному, я протянула ему руки для наручников.

   «Сначала вытри слёзы, я потом надену наручники. Не плачь — всё образуется.» — шёпотом сказал мне конвойный.

   Я провела ладонями по лицу, действительно текли слёзы.

   Сначала меня отвели в туалетную комнату для заключённых. Здесь были мои земляки-конвойные Паша и Оля.

   «Не плачь, малышка!» — грустно сказал Паша и обнял меня.

   Слёзы всё ещё продолжали сами бежать ручьём.

   «Сволочи, до чего довели бедняжку!» — возмущалась Оля.

   Чуть позже, наплакавшись, я умылась, и в течение десяти минут мы быстро поделились своими новостями. Когда меня вели до клетки, то начальник конвоя суда спросил:

   «Это правда, что Вы собрались на приговоре, в случае если он будет обвинительным, вскрыть себе вены?»

   Оля и Паша удивлённо на меня уставились, ожидая моего ответа.

   «Да.» — тихо сказала я.

   «На приговор пойдёте через металлорамку! Ты с ума сошла? Эти мрази не стоят твоей жизни!» — сказали в один голос начальник конвоя суда, Паша и Оля.

   «Пусть потом живут с моей кровью на руках, а мой призрак будет каждую ночь их мучить.» — со злостью сказала я и зашла в клетку.

   «Выкинь эту ерунду из своей головы!» — из соседней клетки недовольно сказал Адам, который услышал наш разговор.

   «Моя голова и моя ерунда.» — грустно сказала я.

   «Что у тебя случилось в заседании, почему ты такая заплаканная?» — спросил арестант.

   «Суд на месяц ушёл в отпуск. Мне лишний месяц гнить в тюрьме.» — грустно ответила я.

   «О, спасибо Всевышнему! Я ещё один месяц проведу рядом с любимой женщиной!» — радостно воскликнул Адам.

   Я рассмеялась, кому что.

   Через минуту наш арестантский хохот был слышен на весь этаж суда, арестанты по-очереди травили анекдотами. В тот момент, когда Адама выводили в судебное заседание, к нам прибежала помощница председателя суда и потребовала от нас, чтобы мы не смеялись. Конечно же, арестанты «послали её в далёкое путешествие с эротическим уклоном».

   За наше арестантское нахальство – по приказу председателя суда, нас наказали и не отвезли в обед в СИЗО, а оставили в суде до вечера.

   Но «наверху суда» не было известно, что среди конвойных встречаются не только земляки, но и очень добросердечные люди. Конвойные, незаметно под скрытой видеокамерой, передавали нам бутерброды, фрукты и сладости. О скрытой видеокамере было известно и всем арестантам, поэтому мы делали вид, что еду достаём из своих пакетов.

   Когда после обеда в суд привезли очередную партию арестантов, то председатель суда, наверное, пожалел о своём решении наказать нас. Одно дело, когда стоит хохот от десяти человек и другое дело, когда ржут больше двадцати человек.

   Прибывшие арестанты, узнав, что нас проучили за наше весёлое настроение – поступили в отместку: смешили и рассказывали новые анекдоты, отчего наш смех заглушал судебные заседания.

   Когда прибегали помощники разных судей, то они посылались арестантами в те же дальние края, что и помощник председателя суда.

   Около пяти вечера начальник конвоя зашёл к нам в отстойник, сообщил, что нас решили наказать и оставить всех в суде до следующего дня.

   «Ничего страшного! Хоть как-то развеемся. Лично я уже засиделась в тюрьме – хочется разнообразить свою жизнь. Вы передайте, пожалуйста председателю, что завтра от всех нас поступят заявления в судебную коллегию и областную прокуратуру за унижение личности арестантов. Да, и напомните ему, что арестанты любят «массово вскрываться»! Пусть задумается о своём решении, потому что нам терять нечего!» — я произнесла это очень громко, чтобы аудиозапись чётко зафиксировала мою речь.

   Начальник конвоя вышел, а все арестанты смотрели на меня с восхищением. Надо сказать, что и в этот день, я из женщин-арестанток была одна среди двадцати мужчин. Не знаю, может быть специально подстраиваются заседания, чтобы меня запугать мужчинами-преступниками. Если и было это так, то глупо со стороны администрации суда, потому что в окружении мужчин-арестантов я чувствовала себя в большей защищённости, чем среди женщин. Большинство мужчин-арестантов этого суда я уже воспринимала, как свою арестантскую семью.

   Спустя время вернулся начальник конвоя и вывел Адама в туалет для разговора. После возвращения, Адам хитро улыбался мне:

   «Оказывается, сам председатель болеет, а его замещает бывшая председательша. Её даже человеком назвать нельзя, не то, что женщиной. Столько арестантов погубила, когда была раньше председателем. Так вот, она решила, что через меня сможет убедить нас, чтобы мы тихо отсидели здесь ночь и без скандалов.»

   Я громко произнесла с ненавистью в голосе:

   «Эта гадина, изменила мне подписку и упекла меня в тюрьму по просьбе следователя. Она отомстила мне за то, что я писала на неё жалобы в судебную коллегию. С этой я никогда не буду договариваться.»

   Адам громко захохотал.

   «Я точь-точь передал свои слова ей. Но моя речь была не такой культурной, как сейчас твоя!» — произнёс Адам.

   В отстойнике суда стоял гул и слышались проклятия в сторону этой судьи. К нам зашли начальник конвоя и моя землячка Оля. Они открыли мою клетку, чтобы отвести меня в туалет.

   «Если с нею что-то случится или она не вернётся в скором времени, то мы рас&ерачим ваш суд.» — угрожающе заявил Адам, глядя на начальника конвоя.

   Остальные арестанты тоже выкрикивали свои угрозы.

   «Никто её не тронет!» — недовольно бурчал конвойный, по виду которого было понятно, что он сам недоволен сложившейся ситуацией.

   Когда мы зашли в туалетную комнату, начальник конвоя возмущённо заявил:

   «Прекратите устраивать забастовки в суде. Поговорите с арестантами, пусть успокоятся. Ведите себя в клетках спокойно. Мы же, конвойные, в чём перед вами виноваты?»

   Внимательно посмотрев в глаза начальника конвоя, я громко и недовольно сказала:

   «Не мы устроили этот беспредел в суде! Передайте этой, что если нас всех сегодня не вернут в СИЗО, завтра об этом будут знать все в городе! Другие арестанты разнесут об этом издевательстве по всем судам, через адвокатов и родственников. Она не сможет заткнуть всем арестантам рты. Помимо прочего, мы напишем жалобы в Генеральную прокуратуру, ФСБ и Конституционный суд. Ей что мало, что её сняли с должности председателя, теперь хочет остаться безработной?»

   Землячка Оля улыбнулась и одобряюще показала мне рукой «Класс». Начальник конвоя покивал головою, пожал плечами и вышел в коридор, оставив нас с Олей наедине.

   «Я позвонила своему начальнику и сообщила, как вас тут унижают. Очень скоро за вами приедет автозак.» — шёпотом сказала мне Оля.

   Кто-то поскрёбся в дверь.

   «Заходите!» — крикнула Оля.

   Зашёл Паша, он улыбаясь сказал мне:

   «И чаво я в тебя такой влюблённый? Судебный начальник позвонил председателю, ждём результата. Тебе что-нибудь купить в магазине, пока вы ещё не уехали?»

   «Спасибо, Паша, у меня в тюрьме всё есть. Кстати, как там твои новорожденные двойняшки?»

   «Орут по очереди, не спим вообще. Хорошо, что тёща приехала помогать по хозяйству. Так бы уже сбежал из дома.» — признался Паша.

   Проболтав о наших семьях ещё несколько минут, меня отвели в клетку. На вопросительные взгляды арестантов, я сказала:

   «Никуда не денутся, сегодня отвезут в тюрьму! ГУФСИНовцы скоро тоже узнают, что меня потеряли, потому что в моей одиночной камере никого нет. Будут разыскивать. Так что, этой судье никак не скрыть свои карательные желания. Вы представляете, кто решает наши судьбы?»

   Мы по очереди посылали проклятия в адрес этой судьи, которая когда-то была председателем суда. Буквально, через двадцать минут после моего разговора с конвойными, нас загружали в автозак.

   Такой автозак мы ещё не видели. Новенький грузовичок. Внутри очень чисто и пахло новизной салона. Никто из арестантов внутри автозака не закурил, было слышно, как все восхищались этой машиной, в которой даже была вентиляция и кондиционер. Каждый из нас ощущал себя победителем в сегодняшнем противостоянии с мерзкой судьишкой. Гори она в аду с теми кто фальсифицирует дела!

   Когда нас всех выгрузили из автозака и завели на вокзал тюрьмы, то нам сообщили, что в СИЗО управа и нам придётся ждать их уезда в отстойниках. Все мы замучено и грустно вздохнули: из клеточных отстойников суда – в подвальные отстойники тюрьмы без туалетов.

   Зайдя в женский отстойник, я встретилась с двумя уставшими женщинами-арестантками, с которыми виделась утром до выезда в суд. Не было только беременной наркоманки из камеры «Дизель». Полина подошла и обняла меня.

   «Я думала, что тебя успели отвести в камеру. Наш автозак запоздал в суд, нас привезли только час назад.» — сообщила она.

   «А нас хотели «отработать в суде» и оставить на ночь за то, что мы громко смеялись в клеточном отстойнике.» — ответила я и пересказала о происшествии в суде.

   «У тебя на глазах не осталось косметики. Ты опять плакала в суде?» — недовольно спросила Полина.

    «Судья уходит в отпуск. Я не представляю чем заняться в этот месяц. Материалы уголовного дела, которые мне скопировали и отдали, никак не могу взяться их изучать. Смотрю в них и ничего не понимаю. Такое чувство, что они ядовитые и страшно до них дотрагиваться.» — поделилась я.

   «Может на них сделали «замок», есть такой заговор на документы. Попробуй прочитать над ними молитву «Отче наш». У меня есть крещённая вода, я на Крещение за окно выставляла бутылку с водою, она даже не замёрзла, хотя был жуткий мороз. Я отолью в маленький пузырёк эту освещённую воду и отправлю тебе по «дорогам продола», пока главная дорога закрыта. Ты этой водой обрызгай только титульные лист, потом прочитай три раза молитву. Сделай так три дня подряд, если был наговор на документы, то всё уйдёт. Вообще-то, ты сама должна была об этом догадаться и давно так сделать! Небось, воду на Крещение не делала?» — сказала Полина.

   «Не делала. Полин, спасибо тебе за подсказку. Вполне возможно, что на документах что-то наговорено, потому что у меня никогда раньше таких негативных ощущений не было. Как же мне повезло, что мы встретились с тобою здесь! Конечно, лучше бы мы встретились на свободе, в каком-нибудь санатории!» — заявила я.

   «Да, не говори, в санатории было бы намного лучше встретиться!» — улыбнувшись, сказала Полина.

   И мы с Полей рассмеялись.

   «Чудеса есть всегда и везде! И мы можем ими управлять! Вот, измени концовку своей сказки и увидишь, как судья захочет тебя спасти, а не казнить, как в сказке! Сколько можно жить зажатой и видеть только негатив в своей жизни? Переверни свою судьбу, открой себя для положительных эмоций, радуйся жизни и каждому дню! И вот увидишь, как твоя жизнь изменится к лучшему!» — убеждала меня Полина.

   «А меня точно не отправят в психушку, когда услышат, как я радостно кричу в прогулочном дворике тюрьмы: «Как я рада этому дню в тюрьме!»?» — скептически спросила я у Полины.

   Мы громко расхохотались, представив эту картину.

   Спустя несколько минут, нас развели по камерам. Зайдя в свою одиночную камеру, я почувствовала знакомый запах одеколона «Пако Рабан». Этот аромат дурманил меня, словно феррамон. Теперь я точно знала, что здесь недавно был «Медведь» — полковник или подполковник, как сказал земляк-надзиратель Дима.

   Этот дурманящий аромат одеколона приносил с собою в мою голову очень много вопросов, которые меня очень сильно беспокоили. Главный вопрос: чего мне ожидать от этого загадочного человека, которого многие считали жестоким и ужасным.

---

Пожертвовать на развитие сайта

(Donate to the development of the site):

QIWI: qiwi.com/n/BEF05

           ЮМoney: https://yoomoney.ru/to/4100115451834240

---

   Продолжение: 77. Наркотики в хлебе и послеотпускное заседание.

Поделиться ссылкой: