85. Арестанты с полосой.

Начало: 84. Когда арестант оказывается перед сложным выбором.

   Небо в клеточку, арестант с полосочкой.

   Какие-то «мудрецы» 12-13вв, по-своему растолковали библейскую запись: «двойная одежда – убранство тёмных сил». В документальных источниках того времени говорится, что в полосатую одежду облачался Сатана и его сторонники. Тогда же, от таких предубеждений страдали и животные с полосатой раскраской: коты, зебры, тигры, змеи. Вплоть до 18в. полосатый наряд носить было грешно, в них наряжали падших женщин, шутов, разбойников и даже палачей. Полосатая униформа для заключённых появилась в США 19в. для отличия узников Обернской пенитенциарной системы от других заключённых. Эту моду для арестантов переняли и другие страны.

   

   В России тюремный дресс-код действовал до 1996 года, тогда как, во всех странах полосатые костюмы были отменены. Сейчас в полосатую тюремную робу облачают арестантов в тюрьмах для особо опасных преступников, например, «Чёрный дельфин».

   Да и арестанткам тоже не повезло с «тюремным кутюрье»: женские халаты, которые выдают в зоне, издали выглядят «полосатыми», тогда как, вблизи в «клеточку».

   Цветные полосы — характеристика арестанта. К сожалению, мне не удалось найти информации с какого времени в российских тюрьмах стали использовать разноцветные полосы. Но какие полосы и за что, мне всё же известно. С некоторыми полосами пришлось познакомиться даже очень близко, но об этом позже.

   Итак, не смотря на отмену многих методов в пенитенциарной системе, «избранных арестантов» продолжают «метить полосами»:

   Красная полоса – склонен к побегу или нападению на сотрудников.

   Зелёная полоса – склонен к членовредительству.

   Розовая полоса – нетрадиционная ориентация, т.е. лесбиянки (голубая у мужчин — гомосексуал).

   Чёрная полоса – террорист, организатор массовых беспорядков.

   Говорят, что в некоторых зонах есть ещё и белые, оранжевые и тп. Но всё это зависит от «цвета настроения оперов тюрьмы»!

   А если арестант не симпатичен «оперятникам тюрьмы», то он, однозначно, поедет в зону с «зелёной полосой».

   Но продолжу свою историю….

   На утреннюю проверку ко мне в одиночную камеру пришла делегация. Из толпы тюремщиков я узнала только ночную продольную Светлану и «Викторовича». Я лежала на шконке и не имела ни сил, ни желания вставать с неё.

   «Как себя чувствуете?» — спросила продольная Света.

   «Как труп. Таблетки ещё не отпустили.» — ответила я равнодушно.

   «Викторович» укоризненно покачал головою, в его глазах читалось разочарование.

   «Сегодня днём Вам выдадут обогреватель, чтобы Вы не мёрзли.» — радостно объявила продольная.

   «С чего это такая щедрость?» — презрительно спросила я, желая только одного, чтобы эти люди поскорее убрались из камеры, а я бы погрузилась в сон.

   «Начальник ночью приказал, после вашей с ним беседы.» — растеряно ответила Света.

   «Значит, начальник не приснился мне? А то мне в последнее время постоянно снится кто-то из тюремщиков.» — равнодушно произнесла я и, отвернувшись к тюремщикам спиною, сразу погрузилась в сон.

   Проснулась от чьего-то продолжительного стука в бронированную дверь. В теле была слабость, в голове пустота и равнодушие ко всему. Как только я подошла к двери, открылся карман на брони и «Викторович» спросил меня:

   «Проснулись? Собирайтесь. Я отведу Вас к психологу.»

   «Разбудилась.» — недовольно проворчала я продольному и пошла умываться.

   «Викторович» сопроводил меня на нижний этаж в кабинет оперов, в котором была установлена видеокамера. Здесь прошлым вечером я встречалась с психологом, а потом с начальником тюрьмы. Встречу с начальником я помнила очень смутно. Сейчас меня здесь ждала опять тюремный психолог Наталья.

   Встретила она меня не так радушно, как всегда. Была строга и немного раздражена. Я подумала, что это связано с видеокамерой в кабинете. Психолог предложила ответить на вопросы тестов.

   «Сегодняшнее тестирование очень важно для тебя! Так что, внимательно прочитай вопрос, прежде, чем ответишь на него!» — негромко произнесла она. Таким тоном подсказывают в школах правильный ответ.

   Пробежавшись глазами по нескольким тестам, я поняла, что меня тестируют на суицидальную склонность. Правильные ответы мне были известны ещё за десять лет до попадания в тюрьму.

   «А если ответить, так, как мне на самом деле хочется?» — подумала я и вспомнила, что ночью не позвонила больному сыночку.

   Сразу же в памяти всплыли слова «Шептуна» об опасности для сына. Всплыло и вчерашнее заседание в суде. Слёзы наполнили мои глаза.

   «Что случилось? Ты хочешь об этом поговорить, прежде чем отвечать на тесты?» — обеспокоенно спросила психолог.

   «Сынок заболел и не смог вчера прийти в заседание. Он остался совсем один. О нём, кроме меня, некому позаботиться. Очень переживаю и беспокоюсь за него.» — заплакав, ответила я.

   «Поэтому, ты в таком состоянии приехала вчера из суда?» — мягко спросила Наталья Леонидовна.

   «Не только. Вчера в суде был следователь, который год назад, у себя в кабинете при коллегах, угрожал мне расправой и изнасилованием. Он тогда требовал, чтобы я подписала показания, которые ему были нужны. Позже, когда я уже была на домашнем аресте, один знакомый из полиции предупредил, что эти люди могут подбросить наркотики мне или сыну. А ещё вчера, судья, с презрением глядя на меня, хотел назначить следующее заседание в день моего рождения. Но этот день по стране сделали выходным, тогда он, с высокомерием назначил заседание на следующий день, после моего дня рождения. Почему и за что, мне пришлось столкнуться с такими моральными уродами? Почему я и мой сын должны страдать из-за того, что мрази в погонах меня оклеветали?» — рыдала я.

   Наталья меня не перебивала, дала мне время выговориться и наплакаться. После чего, налила мне из кулера в одноразовый стакан воды и сказала:

   «Вчера мусорщик в твоём мусорном ведре обнаружил пустые пластинки из-под валерьянки. Какое количество таблеток ты вчера выпила?»

   «Я выпила три таблетки валерьянки, а потом фельдшер мне дала две успокоительных. Получается всего пять таблеток.» — ответила я.

   «Я тебя сейчас правильно поняла? Ты вчера не пила пятьдесят таблеток валерьянки?» — уточняла психолог.

   «Конечно же, я не пила пятьдесят таблеток! От такого количества меня бы до сих пор рвало в унитаз! Я вчера выпила последние три таблетки и выкинула в ведро всю пластину, на которой раньше было пятьдесят.» — ответила я.

   «А если бы эта пластина была полной. Сколько бы ты тогда вчера выпила таблеток валерьянки, чтобы успокоиться после суда?» — напряжённо спросила психолог.

   «Я постоянно после суда выпиваю три, максимум четыре таблетки валерьянки. Однажды, после суда, я выпила пять таблеток и тогда у меня было расстройство кишечника. Страдала от диареи почти сутки!» — соврала я, тем самым, пройдя «тест психолога».

   «Думаю, что не буду тебя сегодня мучить с тестами. Отдыхай и отсыпайся сегодня. Завтра продолжим. Мне передать фельдшеру, чтобы тебе принесли успокоительных?» — довольным тоном сказала психолог.

   «Нет. Мне хватит и вчерашних. До сих пор от тех таблеток, как в тумане! Спасибо, что выслушали.» — ответила я.

   «Завтра тебе принесу почитать очень интересные антистрессовые журналы.» — доброжелательно ответила психолог.

   Когда мы возвращались в камеру, то «Викторович» сообщил, что в тюрьме опять «ходит управа», поэтому мне нужно было сделать в камере всё «по-белому».

   Не успела за моей спиною закрыться бронь, как опять открылась и в камеру зашла Василиса. Она вся сияла от счастья.

   «О чём Вы думали вчера, когда заявляли о нежелании жить? Вы понимаете, что теперь мы не имеем права содержать Вас одну в камере? С Вами постоянно кто-то должен находиться рядом, чтобы сообщить нам о Вашей попытке суицида!» — возмущённо «наехала» на меня Василиса.

   «Я не собиралась вчера совершать суицид!» — со злостью сказала я.

   «Вы должны понимать, что мы в любом случае должны теперь сообщить Вашему судье об этом!» — парировала тюремщица.

   «Вы думаете его беспокоят мои высказывания? Или он теперь обязательно должен меня осудить, как опасную для общества, из-за того, что Вы, он, следователи и прокурорша постоянно причиняете мне нравственные и физические страдания, тем самым доводя меня до суицида? Кстати, в уголовном кодексе есть по этому поводу статья!» — ответила я, глядя с презрением на тюремщицу.

   Она фыркнула и сказала:

   «В любом случае, будет созвана комиссия по поводу Вашего одиночного содержания. И не думайте, что Ваша подружка-психолог теперь Вам поможет!»

   За тюремщицей закрылась дверь, а на меня опять накатила вчерашняя волна беспокойства, сердце выпрыгивало из груди.

   Я достала из матраса «фонарик», чтобы позвонить сыну. Когда телефон включился, то высветилась от него смс: «Я уже доехал. У меня всё хорошо.» Вздохнув от облегчения, написала: «Лечись! У нас проверка. Отзвонюсь по возможности. Люблю.»

   В этот момент загромыхали засовы на двери. Телефон я только и успела, что положить под скатерть. Всю трясло от страха.

   В камеру зашёл симпатичный мужчина в гражданской одежде. Конвойные остались стоять на продоле. Мужчина прошёлся по камере, благоухая знакомым одеколоном. Я старалась спиною закрыть стол. Мужчина приятно мне улыбался и смотрел на меня загадочно.

   «Где же я его видела?» — мысленно думала я, разглядывая его высокую и спортивную фигуру, на которой была дорогая одежда.

   «Заявления или просьбы есть? Вам не скучно одной в камере?» — улыбаясь, спросил он.

   «Нет, не скучно. А какие Вы рассматриваете заявления и просьбы?» — спросила я, вглядываясь в его знакомое лицо.

   «От Вас – любые.» — загадочно произнёс мужчина, пронзая меня своим взглядом.

   «Я бы хотела находиться в одиночной камере, без сокамерниц. Вы могли бы рассмотреть это моё заявление?» — произнесла я.

   «А разве Вы сейчас не в одиночной камере?» — улыбался он.

   «Сегодня пообещали, что из-за моего высказывания, комиссия может признать меня суицидницей. И тогда я не смогу содержаться в одиночке.» — поделилась я с ним, как с близким другом.

   «С таким вопросом может созывать комиссию только тюремный психолог. А я слышал сегодня, что психолог говорила, что у Вас нет склонности к членовредительству. Вы можете сейчас написать заявление на начальника тюрьмы об одиночном содержании. А я проконтролирую, чтобы начальник положительно рассмотрел это заявление.» — сказал мужчина.

   Он разговаривал со мною тепло и непринуждённо. С ним было комфортно и спокойно. Внезапно он заинтересованно посмотрел на стол за моей спиною.

   «Это такие гадальные карты?» — поинтересовался он и подошёл ко мне вплотную.

   Меня словно ударило током, и я отпрыгнула от него. Он взял в руки антистрессовые мантры и, продолжая мне улыбаться, произнёс:

   «Что это за рисунки, на них делают любовный заговор?»

   Он медленно ко мне приближался, его глаза и губы лукаво улыбались. Я отступала назад, пока не упёрлась поясницей в раковину. Я была растеряна, этот мужчина явно дразнил меня.

   «Это антистрессовые мантры. Мне психолог их приносит, чтобы я разукрашивала и снимала стресс. Хорошо помогает.» — охрипшим голосом произнесла я.

  

   «Надо и мне попробовать. Можно взять этот рисунок с Луной?» — произнёс он, приблизившись ко мне очень близко.

   «Конечно, берите.» — ответила я, смотря себе под ноги.

   Кто-то закашлял в проёме двери, призывая к вниманию.

   «Я скажу дежурному, чтобы принял у Вас заявление об одиночном содержании.» — мягко сказал мужчина и повернулся в сторону выхода.

   Я посмотрела на него, пытаясь визуально примерить на него «полковничий костюм с фуражкой».

   В проёме двери мужчина повернулся и улыбнулся мне улыбкой полковника.

   Бронь закрылась на все засовы. Я взяла в руки оставшиеся листы с мантрами и, поднеся их к носу, вдыхала аромат одеколона «Пако Рабан».

   Через время открылся карман на брони и продольный «Викторович» спросил:

   «Написали уже заявление?»

   «Через минуту отдам.» — спохватившись, я быстро написала заявление.

   Отдавая заявление продольному, спросила:

   «Викторович, ко мне в камеру заходил полковник Косолапов?»

   «Я стоял около локалки, не сопровождал управу и не видел кто к Вам заходил. Спросите у начальника.» — обижено ответил продольный.

   Я и без его признания знала, что сегодня меня посетил «Медведь».

   На следующий день, когда я отвечала на вопросы теста психолога, в кабинет-оперятник зашла Василиса. Она посмотрела на меня с презрением и обратившись к психологу, сказала:

   «В любом случае мы поставим ей на карточку полосу. Свидетелей у нас достаточно, которые подтвердят, что она заявляла о нежелании жить.»

   «Василиса, Вы сейчас меня специально сбиваете, чтобы я запуталась в тестах? Разве встреча психолога и пациента не должна проходить в конфиденциальной обстановке?» — спокойным голосом спросила я.

   Психолог молчала и уничижительным взглядом смотрела на тюремщицу. Василиса фыркнула и вышла из кабинета. Наталья Леонидовна закатила глаза, а я поняла, что у меня в тюрьме серьёзные союзники, которые мне очень-очень симпатичны.

   «Не подведи нас, пожалуйста.» — словно прочитала мои мысли, произнесла тюремный психолог.

  Продолжение: 86. День рождения в одиночной камере.

---

Пожертвовать на развитие сайта

(Donate to the development of the site):

QIWI: qiwi.com/n/BEF05

           ЮМoney: https://yoomoney.ru/to/4100115451834240

---

Поделиться ссылкой: