59. Котенок в пресс-хате.

  Начало: 58. Переломный момент в суде.

   Тюремщик Редькин пришёл к нам в камеру только в девять вечера.

   «Почему этим заключённым сказали, что я виновата в обыске, который Вы сегодня проводили?» — возмущённо спросила я.

   «Я этого не говорил! Кто именно из них Вам это сказал?» — сказал он с угрозой.

   Я вопросительно посмотрела на рецидивистку Катьку, а она, изобразив на лице глупую блаженность, сказала:

   «Наверное, я Вас не правильно поняла. Извините меня, бесстыдницу.»

   Он недовольно посмотрел на всех в камере и заявил:

   «Женщины, вам не надоело плести интриги? Может вас надо перевести в транзитную камеру, где бегают крысы, да и в которой вы должны содержаться?»

   Лизка, Катька, Юлька и Виолета-транзитка с испугом смотрели на надзирателя. Затем тюремщик перевёл взгляд на меня и пробурчал:

   «Не ожидал от Вас такой подлянки! Зачем, Вы, начальнику тюрьмы сообщили о сегодняшнем происшествии с Вашими подругами из 181? Кстати, я их сейчас временно расселил по другим камерам, а как только 182 отремонтируют, то сразу их и Вас переведу в одну камеру.»

   «А кто Вам сказал, что это я сообщила начальнику тюрьмы?» — удивлённо поинтересовалась я.

   «Уж мне не трудно было самому догадаться!» — ответил тюремщик, а я не захотела его переубеждать.

   Когда за Редькиным закрылась бронь, я прошла на свою шконку и легла спать. Не успела я задремать, как меня разбудила кобёл Римма и сказала:

   «Дорогу поставили. Тебе телефон с «мужского» прилетел.»

   Я открыла коробку и вытащила смартфон, как только я включила его, сразу позвонил Адам:

   «Телефон отправишь по последней дороге. Сейчас тебе позвонит Арам, он хочет извиниться за свою глупую шутку. Помиритесь!»

   Через несколько минут позвонил Арам.

   «Сестра, прости меня за то, что я сказал, что ты моя любимая женщина. Я думал, что та гадина специально не хочет тебя к телефону звать.» — сказал армянский арестант.

   «Впоймала, брат! Доброй ночи. Я ещё с сыном не разговаривала.» — ответила я.

   «Сестра, подожди! Ты поможешь мне с апелляцией по моему приговору?» — попросил армянин.

   «Высылай приговор, я посмотрю завтра.» — ответила я, скрывая своё недовольство.

   «От души, сестра!» — сказал арестант и отключился.

   Я позвонила своему сыночку, проговорила недолго, потому что уже была глубокая ночь. Распрощавшись с сыном, я спустилась со шконки и подошла к коблу Римме.

   «Мне сейчас документы от одного арестанта должны прилететь. Римм, ты разбуди меня, если я засну. Телефон нужно будет последней дорогой отправить. Кстати, тебе нужно кому-нибудь позвонить по тюрьме?» — сказала я.

   Кобёл радостно заулыбалась.

   «В камере 69 сидит один мой знакомый, можно ему позвонить?» — смущённо сказала Римма.

   Я позвонила на котёл и попросила номер телефона камеры 69. Когда смотрящий за хатой 69 ответил, которого я знала, потому что часто ездили в один суд, сказала ему, что сокамерница хочет переговорить с его сокамерником. И только после его согласия, передала трубку коблу Римме.

   Сама я сидела рядом и удивлялась, как кобёл Римма смущалась и заигрывала с арестантом по телефону. Когда они распрощались, она мне призналась, что влюблена в него. Я удивлённо посмотрела на неё и подумала, что ничего не понимаю в нетрадиционных женщинах.

   «По дорогам прилетел стрём» от Арама, следом «прилетел» от него и «бандяк со сладостями». Посмотрев на всех сокамерниц, которые спали непробудным сном, я позвонила Адаму и сообщила, что отправляю телефон ему обратно, потому что в камере спокойно. После чего завалилась спать.

   Утром я проснулась от кошачьего мурчания. Подумав, что у меня слуховые галлюцинации, я резко села на шконке, всё ещё с закрытыми глазами.

   «Осторожно, ты свалишь котёнка!» — услышала я рядом около себя шёпот кобла Риммы.

   Когда я увидела на своей шконке живого котёнка, я от удивления чуть не упала со шконки.

   «Его под утро с мужского корпуса прислали, попросили до ночи подержать, потому что у них днём может быть «шмон».» — негромко сказала Римма.

   Котёнок был очень красивый, милый и игривый. Когда все проснулись в камере, то больше всех с этим котёнком, как с ребёнком, носилась пожилая арестантка тётя Ира. Она уговорила Лизу, чтобы этот котёнок остался в нашей камере. Лиза пообещала, что ночью договориться с мужской камерой.

   Перед обедом бронь отворилась, и продольная объявила:

   «Девоньки, принимайте пополнение! А девушка-транзитка с вещами на выход, тебя забирают на этап.»

   Транзитка Виолетта распрощалась с нами и вышла из камеры.

   А в камеру зашла счастливая рецидивистка Женя, которая приехала с больнички.

   «У меня прошла апелляция без изменения.Ничего не срезали. Моя болезнь не помогла, сказали, что даже онкологические больные отправляются в лагеря!»

   Женя прошла на свою шконку и сбросила Катькины вещи с кровати на пол. Рецидивистка Катька недовольно, но молча собрала свои вещи и перешла на шконку к Юльке.

   Продольная всё ещё стояла в дверях и не уходила, она кого-то ждала. Через несколько минут в камеру зашла очень огорчённая арестантка. Это была беременная Людмила. Мы все смотрели на неё с удивлением.

   «Ты, что же, всё-таки потеряла ребёнка?» — с сочувствием спросила пожилая арестантка тётя Ира.

   «Нет, с ребёнком всё в порядке. В больнице сделали УЗИ и сказали, что плод нормально развивается. Угрозы выкидыша нет. Срок тоже подтвердился.» — ответила беременная Людмила.

   «Тогда почему тебя к мамочкам не отвели?» — удивлённо спросила я.

   «Сейчас какой-то мужчина-тюремщик сказал, что на днях меня туда переведёт.» — недовольно ответила Люда.

   «Лизка, а ты представляешь каково было моё удивление, когда эта беременная в моей больничной камере рассказала, как одна арестантка помогла ей выехать в больничку?» — иронично заявила рецидивистка Женя, угрожающе косясь на меня.

   Я посмотрела на беременную Люду, но она не смотрела в мою сторону и делала вид, что её не интересует разговор в камере.

   «Римка, брось кота и иди к нам на шконки. Нам втроём надо пошушукаться.» — грозно рявкнула рецидивистка Женька, и Римка стремглав подбежала к ним с Лизкой на шконки.

   Я сидела на шконке у пожилой арестантки и играла с котёнком. Внутри всё сжималось от страха. Ко мне подошла цыганка Лариса и шёпотом сказала:

   «Они о тебе говорят!»

   Неожиданно кобёл Римма подбежала ко мне и сказала с презрением:

   «Как ты глупо поступила!»

   После этого кобёл свернула свой матрас с соседней со мною шконки и перенесла свои вещи на свободную кровать.

   «Римка, быстро иди сюда!» — приказала сокамерница Лизка.

   «Не хочу! Пошла вон!» — грубо рявкнула кобёл и насупившись, смотрела на меня с обидой.

   «Катька, Юлька, идите к нам на шконку! Эти девочки теперь в нашей компании, а Римка, я смотрю выбрала себе другую подружку!» — ядовито заявила сокамерница Лиза.

   Почти час эта четвёрка о чём-то шепталась и строила козни, периодически посматривая в мою сторону. Внутри меня сердце чуть ли не выпрыгивало от учащённого сердцебиения.

   «Ничего, завтра меня уже переведут к моим нормальным девочкам.» — уговаривала я себя.

   А ещё через час в камеру зашёл надзиратель Редькин. Пожилая арестантка еле успела спрятать котёнка в тумбочку. Он поздоровался со всеми. Мне и беременной дружелюбно сказал, что он занимается камерами, в которые мы должны перевестись. После этого он осмотрел с ног до головы Лизу и небрежно сказал ей:

   «Не хочешь выйти ко мне на беседу?»

   Она удивлённо и испуганно поднялась со шконки, дрожащим голосом сказала:

   «Да, хочу.»

   Лиза почти на полусогнутых ногах вышла вслед за надзирателем. Её не было очень долго, а когда она вернулась, то была заплаканной. Своим подружкам она заявила, что устала и хочет спать. Женя предложила ей свои успокаивающие таблетки, которые Лиза проглотила без воды.

   Как только Лиза уснула, её подружки грустно расположились на своих шконках, поглядывая с завистью на меня, тётю Иру и цыганку Ларису, как мы втроём с аппетитом ужинали своими передачками. К нам подсела беременная и виновато, негромко сказала мне:

   «Извини меня, я по глупости проболталась о нашей авантюре. Я даже не предполагала, что кто-то в тюремной больничке может быть из этой камеры. За те дни, что я пробыла с вами, мне никто здесь не рассказал о ней.»

   «Да. Нелепая случайность. Угощайся. Я не обижаюсь, на беременных грех обижаться.» — тяжело вздохнув, сказала я.

   «Может с приездом Женьки эти шлюхи не будут разврат устраивать в камере?» — негромко сказала пожилая арестантка тётя Ира.

   «В нашей камере разврат? Кто?» — удивлённым шёпотом спросила беременная Люда.

   «Троица, кроме Римки. Пойду её угощу, а то она злая от голода.» — кивнув головою в сторону рецидивисток-лесбиянок, ответила цыганка Лариса.

   Она сделала бутерброд и отнесла коблу Римме, которая сидела на верхней шконке и всё ещё недовольно косилась на меня.

   «Я не буду есть её колбасу!» — недовольно фыркнула кобёл.

   «Да это моя колбаса, мне её муж вчера передал!» — ответила цыганка и вложила бутерброд в руки кобла.

   До отбоя в камере была тишина и спокойствие. Лизка и её трое подруг спали, а мы негромко смотрели интересный фильм. Когда Римма «поставила дорогу», то мне сразу же прилетел от Адама смартфон. Поговорив с ним и с сыном, я отправила по дорогам апелляционную жалобу для Арама. А он мне в ответ прислал опять большое количество сладостей и кофе, а также пачку сигарет. Я подошла к Римме и положила на её шконку сигареты, сказав при этом:

   «Я всё равно не курю, а это тебе за беспокойство, что ты мою почту отправляешь-принимаешь.»

   Она ничего не ответила, но сигареты всё-таки взяла.

   Ровно в двенадцать часов ночи бронь открылась, и продольная завела двоих новеньких арестанток.

   «Девочки, Редькин сказал, чтобы этих женщин из ИВС к вам завели. Завтра вашу камеру он собирается всю расформировывать.» — сказала продольная и закрыла бронь.

   Новенькие расположились на свободные места. На соседнюю со мною шконку легла взрослая полноватая женщина со светлыми волосами. Она радостно представилась мне: «Нина-мошенница» и после этого уснула.

   Меня не покидало ощущение, что я эту женщину уже где-то видела. Но не могла вспомнить, где именно. В тюрьме у многих становится плохо с памятью.

   В три часа ночи мне на мобильник Адама позвонил сонный Арам и волнующимся голосом тихо сказал:

   «Мне позвонили люди с воли и попросили тебе передать, чтобы ты была осторожнее.»

   «Какие люди?» — удивлённо и непонимающе спросила я.

   «Я не могу назвать их имён, но это очень уважаемые люди!» — ответил загадкой армянский арестант и отключил телефон.

   Внутри меня ещё больше разрастался комок беды, который я ощущала уже несколько дней.

   «Господи, да, когда же закончатся мои страдания?» — расплакалась я, глядя в окно на кусочек ночного города.

   Продолжение: 60. Ад в некурящей камере.

Поделиться ссылкой: