73. Как приобрести запретку.
Начало: 72. Победное сопротивление ненавистной тюремщице.
Вторая неделя в одиночной камере пролетела стремительно, как говорят, не успела моргнуть глазом. Распорядок дня мой изменился только на изучение материалов уголовного дела, которое было безграмотно составлено следователем, и мне казалось, что любому юристу было видно после первого прочтения, что фальсификация налицо.
Конечно же в материалах отсутствовали мои заявления о рейдерском захвате моей организации с участием сотрудников суда. Были только ложные показания потерпевших, которые они дали следователю через двадцать дней после моего заявления о незаконных действиях представителей власти.
Изучая материалы уголовного дела, я удивлялась, сколько ненужных постановлений выносится следователями. Например: следователь В. принял дело — передал в прокуратуру — принял из прокуратуры — возбудил уголовное дело – передал в прокуратуру – принял из прокуратуры – передал начальнику отдела – принял от начальника – опять отправил в прокуратуру. Такие бесполезные постановления занимали одну третью места в трёх томах дела. Остальные две третьих, занимали показания потерпевших, данные дважды с разницей в месяц, но каждый протокол допроса повторялся дважды в каждом томе.
Когда уже в надзорных ведомствах обратят внимание на фальсификации уголовных дел?
Но возвращаюсь к моей истории. Я готовилась к очередному выезду в суд. Теперь, я уже более была уверена, что следователь не смог скрыть следы фабрикации дела, а всё лежало на поверхности. И теперь, мне надо было это донести до судьи.
Из полученной ранее части протокола судебного заседания, я убедилась, что документ содержит не все мои реплики. Поэтому, чтобы быть уверенной, что моя речь судом услышана, мне необходимо самой это задокументировать. А именно: написать ходатайства в двух видах на каждый довод и своё доказательство. Ещё недавно я писала в трёх экземплярах: один отправляла через канцелярию суда, второй оставляла у себя и записывала на нём исходящий номер, а третий сама предъявляла в судебном заседании. Но, как я только что сказала, в протоколе суда отсутствовали мои реплики на некоторые заявления и возможно не были приобщены к материалам суда. Поэтому, не было смысла заявлять ходатайства в суде, правильнее их было отправлять через тюрьму, тогда они точно не затеряются.
Вчера я отправила только два заявления, впереди ещё будет огромное количество, нужны тетради и ручка. Прошлой ночью по дорогам с котла мне прилетела общая тетрадь, так что работа-писанина ожидается серьёзная.
Сегодня утром я готовилась ехать в суд. Побои на моём теле уже полностью зажили, во всяком случае, следов от синяков не осталось. Поэтому, «яркий майкап» на лице уже был ни к чему. Я не любила ярко краситься, отдавала предпочтение незаметному дневному макияжу. Однако, платье всё же решила одеть тоже, что и в прошлый выезд: голубое с глубоким вырезом декольте. Мне показалось, что это платье приносит удачу. Не смотря на жаркий август, с собою взяла весенне-осеннюю куртку. В отстойниках тюрьмы всегда было очень холодно, они напоминали холодные подвалы.
К автозаку меня сопровождал земляк-надзиратель, которого я не видела уже две недели.
«Выходи каждую неделю в баню, чтобы я тебе мог передавать сообщения от друзей. Ты же догадываешься, что ты постоянно под контролем сейчас? У тебя в камере может стоять «подглядка», так что будь аккуратнее.» — негромко сказал он, когда мы спускались по лестнице.
«Вам известно что-нибудь о «Медведе»? Кто это? Он из управы?» — шёпотом спросила я.
«Медведь? Не слышал о нём. Медведева и никого с фамилией, созвучной с Медведем – в управе нет!» — удивлённо ответил провожатый.
«Я думаю, что этот человек причастен к моему переводу в одиночку. Я подслушала разговор тюремщиков, которые его называли «Медведем».» — ответила я.
«А этот «Медведь» не может быть из блатных с воли? Постараюсь всё разузнать о нём. Когда пойдёшь в баню, там сообщу. Сама просись выйти в баню, придумай, что напор горячей воды у тебя в камере слабый или что-нибудь подобное. Потому что банщику не разрешают к твоей камере подходить.» — сказал последнюю фразу земляк, перед открытием последней брони в тюремный вокзал.
На вокзале уже было много человек: группа тюремных надзирателей, группа конвойных из автозаков и пять человек из арестантов, среди которых был и Адам. При моём появлении, арестанты мне заулыбались, а тюремщики недовольно покосились.
«Доброе утро!» — громко поздоровалась я со всеми.
«Доброе утро!» — в один голос ответили все арестанты и один дежурный тюремщик — майор.
Меня и арестантов, поочерёдно, зачитывая наши фамилии и статьи загрузили в автозак.
Когда мы приехали в суд, то меня, как всегда закрыли в маленькую клетку, которая была напротив большой с арестантами-мужчинами.
Адам, как и прежде, улыбался и заваливал меня комплиментами, которые чередовались с признаниями в любви. Я всё также подыгрывала ему, чтобы окружающие нас арестанты верили в серьёзность наших отношений.
Сегодня среди конвоя из моих земляков был только Паша, который мне сообщил, что Олю в скором времени должны перебросить на другой объект, в соседнюю республику. Я очень огорчилась, так боялась, что останусь без контроля и защиты. Мужчинам-то многого не расскажешь. После разговора в туалетной комнате с Пашей, я вернулась в клетку очень грустной и неохотно разговаривала с Адамом. Он подумал, что я расстроена из-за того, что в этот день снова не состоялось судебное заседание и меня не вывели в зал заседания.
«Надеюсь, ты такая грустная не из-за того, что сегодня не увидела нашего судью? А то, я – ревнивый! Тем более, какая-то зараза распускает слухи по тюрьме, что у тебя с судьёй платоническая любовь!» — грозно заявил Адам, незаметно от арестантов подмаргивая мне.
В этот момент меня поразила возникшая тишина среди других арестантов, а также и среди конвойных. Я удивлённо посмотрела на Адама, который взглядом говорил, чтобы я включалась именно в эту тему. Я растерялась и не могла ничего придумать ему в ответ. Адам театрально закатил глаза и тоном «Мавра» пригрозил мне:
«Твоё молчание, любимая, наводит меня на страшные догадки! О, молилась ли ты на ночь, Дездемона?»
Я громко захохотала, какой актёр затерян в тюрьме.
«Адам, не верю своим ушам! Ты меня ревнуешь к судье? Кажется, ещё недавно ты верил своему соседу, который уверял нас в нетрадиционности этого служителя Фемиды. А сейчас, ты готов меня удушить за сплетни по тюрьме!» — смеясь, ответила я арестанту.
Я видела в глазах армянского арестанта довольные и хитрые искорки.
«Нет, ты мне прямо сейчас скажи, что я – шикарнее, накаченный, красивее, чем судья!» — потребовал Адам.
Я смеялась, глядя, как этот авторитетный заключённый ломает комедию.
«Ну вообще-то, твои накаченные мышцы я ещё не видела.» — подразнила я арестанта.
От молниеносной реакции Адама, у меня чуть глаза из орбит не вылезли. Он быстро расстегнул рубашку, снял её и принялся позировать передо мною, как атлет, напрягая свои мышцы. Затем, он подпрыгнул и повис на решётке, легко подтянувшись двадцать раз. Конвойные суда закричали на него, чтобы он прекратил расшатывать решётку. Спрыгнув на пол, Адам смотрел на меня, ожидая комплиментов.
«Ты — красавчик, спору нет! Не думаю, что кто-то из сотрудников суда может с тобою потягаться. Думаю, на решётке, никто из них и десять раз не подтянется.» — восторженно ответила я Адаму, и он расплылся в счастливой улыбке.
Я смотрела на арестанта с восхищением, но думала о нём с грустью, потому что мне было его жаль и не понятно, почему он выбрал арестантскую жизнь. Больше половины своей жизни Адам провёл в тюрьмах и лагерях, прошёл от малолетки до смотрящего за не одной зоной. Сейчас по такому же пути идёт его сын. Почему им кажется романтичной жизнь в тюрьме, мне было не понятно. Возможно, это из-за того, что мужская арестантская жизнь закрыта от любых глаз, даже от женщин-арестанток.
За несколько минут до отправки из суда в тюрьму, Адам, выходя в туалет, передал мне маляву. Позже, когда и меня отвели в туалет, я прочитала записку: «Сейчас в твоей х. мой чел ставит подглядку.» Прочитав, я показала маляву земляку. Паша сжёг бумажку и удивлённо поднял брови, на что я пожала плечами и растеряно произнесла:
«А Дима сегодня потребовал, чтобы я ходила в баню. Мне кажется, что ему что-то известно о новых отработках или ставках с моим участием, но он не хочет меня пугать. Узнай у него и в следующем заседании расскажи мне. Я должна знать к чему мне готовиться.»
Когда я вернулась в клетку, то беззвучно спросила у Адама: «Зачем?»
Он ответил громко, но никто, кроме меня, его не понял.
«Теперь я всегда буду знать, что с тобою происходит. Мне каждый день будет известно, чем ты занимаешься в одиночке, и кто тебя посещает. И больше никому не позволю тебя пытать!» — грозно заявил Адам.
«Хорошо, как скажешь, Мавр! Теперь любовника придётся прятать под шконкой, когда твой человек будет заглядывать ко мне!» — подморгнула я Адаму.
«Не дразни меня, любимая! А то, опять буду требовать у «хозяйки», чтобы перевёл тебя ко мне в хату! Я один, и ты одна в хате – вдвоём будет веселее!» — сказал Адам мне напоследок, после чего нас всех загрузили в автозак.
И я, и Адам знали, что сегодня с нами в суд выезжала «подсадная утка из заключённых». Даже без предупреждения, этого человека легко различить среди других арестантов. По каким признакам я не буду описывать, это чутьё вырабатывается после длительного нахождения и отработок в тюрьме. Я не знала, что именно интересовало человека, который подсадил «шестёрку», надеялась, что мы с Адамом разыграли сценарий правильно. А о том, что я встречаюсь в туалете суда со своими земляками, не было известно вообще никому, даже конвойным из суда!
Когда меня завели в камеру, то я опять почувствовала аромат мужского одеколона, который был и в прошлый мой приезд из суда. Я обошла камеру и обратила внимание, что три папки документов, которые мне вручили в прошлое судебное заседание, очень аккуратно сложены. Я взяла верхний лист из документов и поднесла его к носу, он пах одеколоном «Пако Рабан».
«Так-так, незваный гость интересуется моим делом?» — мысленно подумала я, и вдыхая аромат одеколона с листка, продолжила изучение камеры. Нигде не обнаружив видеокамеры от Адама, предположила, что её могли встроить в плафон на потолке.
В тот момент, когда я стояла посередине камеры, задрав голову на потолок и продолжая нюхать лист бумаги, открылась бронь и в камеру зашла продольная Аллочка с козлятником, который заносил стремянку.
«Сегодня этот радиомеханик, по всем камерам настраивал колонки, чтобы у вас работало стационарное радио. Но у него ничего не вышло, оборудование в стенах устарело или провода изгрызены крысами. Так вот, этот парень, где-то забыл какой-то датчик. Теперь вот ходим и ищем его. Кстати, у тебя в камере сегодня электрики лампочки ещё меняли, пока горе-радист мусорил.» — сказала продольная.
Я непонимающе смотрела на них обоих. А вот взгляд этого козлятника-радиомеханика был очень интригующим. Он глазами мне показал на вентиляционную решётку над входной дверью, после чего стал откручивать радио-колонку.
«Вот он. Этот датчик.» — радостно воскликнул козлятник и спустился со стремянки.
«Если эта колонка не работает, нельзя ли её вообще снять? А то, под нею тараканы прячутся.» — спросила я у Аллочки.
«Ты же понимаешь, что для видимости она должна висеть. Проверяющие требуют, чтобы они были. Вдруг, пожар, мы должны Вам об этом сообщить.» — ответила продольная.
Меня от страха передёрнуло, однажды я уже чуть не погибла в пожаре. Тогда, в гостинице тоже не работала пожарная сигнализация. И только благодаря нашему коту, никто в гостинице не погиб. Но тогда, мы могли свободно открыть дверь и выбежать на воздух. Здесь же, в тюрьме, при пожаре задохнутся многие.
«Аллочка, а в случае пожара, какой план эвакуации заключённых?» — поинтересовалась я у продольной.
«Не переживай, тебя мы обязательно спасём!» — пообещала мне надзирательница и вышла из камеры с радиомехаником.
Я разулась и встала на стол-общак, пристально всматриваясь в вытяжку над бронью. Внутри неё блеснул малюсенький свет, как будто осветился глаз маленького котёнка или грызуна (про грызуна не знаю, светятся ли у них глаза, но предположила, что да) и испугавшись, что это могла быть крыса, я спрыгнула со стола. Изучая решётку, сделала для себя успокаивающее предположение, что через такую мелкую решётку крыса не должна пролезть.
Походив по камере и поразмышляв о грызунах в тюрьме, я взяла швабру и высоко подняв её, постучала по вытяжной трубе. Затем, обратно взобравшись на стол, посмотрела в тот угол откуда до этого что-то блеснуло. Теперь у меня не было сомнений – это была малюсенькая видеокамера.
«Интересно, на сколько времени хватает зарядки.» — подумала я.
В этот момент открылась бронь и в камеру зашли тюремщики. Все удивлённо смотрели, как я быстро спрыгнула со стола.
«Паутинку сметала с потолка.» — сказала я.
«Конечно, в таком сексуальном платье и надо обметать потолки.» — сказал один из тюремщиков.
Это был тот самый весёлый и добрый майор, который симпатизировал мне. (40. Первый круг тюремного чистилища в камере №181.)
Я улыбнулась ему и сказала:
«Вот, как чувствовала, что Вы сегодня зайдёте ко мне на вечерний обход. Принарядилась и камеру в порядок привожу.»
«Ага, и баню истопила, и кашу наварила. Жду-пожду краснамолодца в гости!» — довольно заулыбался майор.
«Да уж, как-то Вы меня с комплиментом сейчас опрокинули, намекая на бабу-ягу из сказки.» — притворно загрустила я.
«Ох, ну вечно я облапошусь с комплиментами. Как увижу красивую женщину, так и ляпну не впопад. Так вот, до сих пор и не женат. Хотя, видите какой я гарный хлопец!» — громко засмеялся майор.
«А сколько раз Вы подтягиваетесь на турникете?» — спросила я у майора.
«Давно этого не делал. А у Вас кастинг женихов проходит через турникет?» — заигрывая, спросил майор.
«Да, с недавнего времени.» — смеясь заявила я.
«Прямо с сегодняшнего дня займусь спортом. Вдруг, мне повезёт, и я буду зачислен в Ваш список женихов.» — хитро улыбаясь заявил майор и подморгнул какому-то тюремщику, который стоял у брони.
Я не видела раньше этого мужчину, но и сейчас не могла его рассмотреть, потому что, зашедшие надзиратели выстроились таким образом, что закрывали его от меня.
На шутку майора я ничего не ответила, но улыбалась ему довольной улыбкой. Этот мужчина был мне симпатичен и приятен, рядом с ним у меня было ощущение защищённости.
Когда группа тюремщиков уже вышла из камеры и продольная Аллочка закрыла за ними бронь, я уловила от дверей тонкий аромат одеколона, который меня преследовал уже несколько часов. Подойдя к двери, я принюхалась, одеколоном пахло только около брони. Этот аромат манил меня, как запах свободы.
В тюрьме духи и одеколон – это запретка для арестантов. Однажды, я выезжала с одной арестанткой в суд и от неё пахло духами. Я удивилась и спросила у неё, как можно приобрести духи в тюрьме. Она сказала, что пробник французских духов, а это один миллилитр, стоит пять тысяч рублей, а сами духи можно заказать у надзирательницы. Вот сколько стоит французский запах свободы.
Через час раздавали ужин-баланду. Продольная Аллочка стояла рядом с моей бронью, а баландёр накладывал мне ужин в тарелку.
«Аллочка, а кто был тот мужчина, который стоял около брони на проверке? Если не ошибаюсь, то от него пахло приятным одеколоном.» — негромко поинтересовалась я.
«Да, я не обратила внимания, кто стоял у двери. А одеколоном от них всех несло.» — сказала продольная.
«А сегодня днём, пока я была в суде, кто ещё заходил ко мне в камеру из мужчин, помимо козлятников? Когда я зашла в камеру, то стоял аромат дорогого одеколона. Даже документы пахнут, которые тот мужчина трогал. Я тебе сейчас дам понюхать. Ты ведь знаешь толк в дорогих ароматах, сама ты пользуешься хорошими духами.» — сказала я продольной.
Через минуту я подала Аллочке один из листов, от которых стоял аромат одеколона. Она, понюхав лист, сказала:
«Да, это дорогой мужской одеколон. Видишь, какой стойкий. Похож на одеколон, которым пользуется только начальник и его зам. Кстати, они оба сегодня сопровождали кого-то из управы, втроём ходили по продолам женского корпуса, проверяли количество видеокамер. Сами ходили, без меня. Поэтому, я не знаю, заходили они в твою камеру или нет, она же была отомкнутой.» — негромко сказала продольная.
«А на вечерней проверке не было этого человека из управы?» — настаивала я.
«Нет, на проверке были только свои надзиратели. Но такого запаха одеколона от них не было. Я бы унюхала такой дорогой аромат. Мне самой нравится, когда мужчина пользуется дорогим одеколоном. А может этот запах, сквозняком от документов понесло?» — предположила Аллочка.
«Да. Скорее всего, что сквозняком.» — поддержала я домыслы продольной.
Когда позже, я поставила дорогу, то прилетела полётка-мобилка с малявой от котла, чтобы я созвонилась с Арамом.
«Привет, красавица. Спасибо за дополнение к апелляции. Теперь рассмотрение её откладывается, и я ещё подольше побуду в тюрьме. А может до апелляции и депортируют домой.» — сказал мне в трубку голос армянина Арама.
«Пожалуйста.» — ответила я арестанту с котла.
«Я тебе ещё вот по какому делу звоню. Слышал я, что ты решила приобрести телефон-фонарик. На днях ожидается занос новеньких телефонов. Могу тебе один оставить.» — сказал Арам.
«Спасибо, Арам. Буду иметь ввиду. Как появится, сообщи мне сразу цену и куда деньги перечислять. Мой сын оплатит.» — обрадовалась я.
«Цена такая же, как и была. Пять — с мозгами и зарядкой за фонарик. Три без зарядки. Номер карты, на которую сбрасывать деньги, продиктую, как только телефон будет у тебя в руках, и ты убедишься, что он рабочий.» — сообщил Арам.
«Спасибо тебе, Арам!» — ответила я.
«Это тебе спасибо, сестра. Тебе сейчас от меня по дорогам должны прилететь вкусняшки. Я получил посылку от родных из Армении. Благодарю, что помогла по суду.»
«Спасибо твоим родным. Дай Бог им здоровья!»
«Взаимно, сестра!» — сказал Арам.
Спустя время, прилетели «бандюки» от Арама. В них были: швейцарские конфеты, армянские сигареты и кофе, фрукты.
Я позвонила по «полётке» сыночку и рассказала о расценках на телефон. Сын убедил меня, что лучше брать сразу с зарядкой.
В девять вечера по дорогам прилетел смартфон от Адама. Очень сонным голосом Адам сказал мне:
«Уже завтра тебе занесут в тюрьму телефон. Запиши номер банковской карты, пусть твой сын завтра на неё зачислит пять тысяч рублей. Если хочешь, я днём сам твоему сыну продиктую номер карты, чтобы он не ошибся. Телефон будет новый – фонарик. Занесёт его мусорок, то есть, ты понимаешь, что он не в заднице и не в переднице приедет в тюрьму? Всё для тебя, любимая! Сегодня у моего человечка не получилось сделать то, о чём я тебе написал днём. У вас на корпусе проверка была. В следующий твой выезд прикрепит скрытку. Но ты не волнуйся, мои люди за тобою постоянно присматривают!»
«А ты уже точно знаешь, что мне одобрили разрешение иметь свой мобильник? Не получится так, что сын днём оплатит за телефон, а вечером у меня его отшмонают?» — потребовала я гарантий от Адама.
«Да, тебе дали добро иметь свой телефон. За время в тюрьме, ты никак не подвела нас с телефоном. От тебя ни разу не было компрометирующих звонков. Запретные слова знаешь, на какие сразу реагирует ФСБ?» — сказал Адам.
«Вся страна их знает. Обещаю, что по телефону буду общаться только с сыном, тобою и котлом.» — заверила я Адама.
«Да нет, общайся с кем хочешь. Только не звони потерпевшим и в проверяющие организации. Чем больше у тебя будет разговоров с разными людьми, тем лучше.» — ответил Адам.
«Лучше для кого?» — вопрос остался не произнесённым мною.
«Адам, а если у меня установлена скрытая видеокамера, о которой я ничего не знаю? Мне это не аукнется за телефон?» — нервничала я.
«Если бы у тебя стояла скрытая камера, то у тебя не было бы дороги! Ты же сидела в камере убийц под видеокамерой, знаешь, что нельзя иметь дорогу. Успокойся и не нервничай. Я тебе гарантирую, что если в течение месяца твой «фонарик отлетит», то я твоему сыну лично верну всю сумму!» — ответил Адам.
После этого разговора я опять созвонилась с сыном и передала разговор с Адамом. Решили, что сыночек будет на телефоне с Адамом и сфотографирует процесс перечисления денег, чтобы не было никаких недоразумений. Перезвонив Адаму, разрешила ему созвониться с сыном и продиктовала его новый номер телефона.
Столько событий нервно сказываются на сон, поэтому до самого утра я так и не уснула. Размышляла об установленной скрытой камере, на которую указал козлятник. С какой целью эту камеру туда спрятали? Кто именно за мною наблюдает? Разнервничавшись, открыла пачку сигарет и закурила сигарету с ментолом.
«Надо попросить сыночка, чтобы он мне выслал валерьянку вместо сигарет. А то, с такими переживаниями опять курильщицей стану.» — подумала я, глядя сквозь решётку окна на розовеющий рассвет.
Я знала точно, что начинающийся день прояснит позицию со скрытой видеокамерой.
Продолжение: 74. Запретка в хате.
