Начало: Не верь, не бойся, не проси!
Мои первые шаги в арестантскую семью.
Я проснулась от глухого удара в окно около моей шконки. Вряд ли кто-то смог постучать в окно четвертого этажа. За окном было ещё темно.
«Один, девять, ноль!?» — услышала я чей-то мужской голос, доносящийся с улицы.
На соседней шконке проснулась Наташа-воровка и смотрела на меня вопросительно. Остальные сокамерницы крепко спали. Опять удар в окно.
«Один, девять, ноль!?»
Наташа соскочила со своей шконки и подбежала к окну, у которого спала Маша-хохлушка. Открыв створку, голос мужчины раздался где-то очень рядом:
«Один, девять, ноль! С дорогами расход!»
Наташа засуетилась около окна, теребя какие-то верёвки, нитки. После чего тот же голос прокричал:
«Один, девять, ноль! Доброго дня!»
В открытую створку окна, приблизив лицо к решётке, Наташа прокричала:
«Взаимно! От души!»
Закрыв окно, Наташа подошла к моей шконке и шёпотом позвала пить кофе.
«А что такое: один, девять, ноль?» — также шёпотом спросила я у Наташи, когда мы пили горячий кофе.
«Какой номер у нашей хаты?» — улыбаясь загадочно, спросила она.
«Сто девяносто!» — всё еще не понимающе, ответила я.
Она утвердительно кивнула с таким лицом, как будто бы ответила: «Элементарно Ватсон!».
Не знаю, или я отупела в тюрьме, или не совсем ещё проснулась, но Наташа, глядя на мое лицо, закатила глаза и, взяв лист бумаги с ручкой написала:
«190 – один, девять, ноль!»
В тот момент я почувствовала себя круглой дурой, вспомнив, как когда-то легко ответила на тест по IQ о количестве встречаемой цифры 9 от 1 до 100. (Кстати, правильный ответ теста: цифра 9 встречается 20 раз — посчитайте!)
Только я собралась расспросить Наташу о верёвках и нитках, с которыми она суетилась несколько минут назад у открытого окна, как к нам присоединилась Наташа-армянка.
Попросив у меня ложку с кофе (а в тюрьме кофе всегда в дефиците!), она спросила:
«Машка давно дорогу сняла?»
«Смотри-ка, эта коза, дрыхла, пока нас не разбудили. Дорогу снимала я!» — ответила Наташа-воровка
Армянка подняла удивлённо брови и возмущённо сказала:
«Чувствую из-за новой дорожницы, у нас будут проблемы! А я всю ночь не могла уснуть из-за предстоящего суда «по мере» и где-то только час назад провалилась в сон.»
Сделав глоток кофе, Наташа-армянка шёпотом продолжила:
«Девочки, хотела бы с вами кое о чём поделиться. Вчера, когда «Василиса» вызвала меня на беседу, то предложила мне «переехать в хату мамочек», Белку переводят в хоз.отряд.»
«Просто так, такие предложения не делаются!» — недоверчиво шёпотом произнесла Наташа-воровка.
Армянка, тяжело вздохнув, ответила, глядя на меня:
«Да, она потребовала от меня, чтобы я тебя уговорила признать хохлушку «старшей по хате»!»
«А меня уговаривать не надо?» — шёпотом возмутилась Наташа-воровка.
«Тебя, «Василиса» уже в расчёт не берет! Когда я также спросила о твоём мнении, она утвердительно заявила, что тебя на днях вывезут в лагерь!» — ответила армянка погрустневшей воровке.
«Ну, и как же ты меня будешь уговаривать?» — вкрадчиво спросила я.
«Никак. «Василисе» я также сказала, что для тебя здесь нет авторитетов! Так, что я думаю навряд ли попаду в хату к мамочкам!» — тоскливо ответила Наташа-армянка.
В тот момент мне было абсолютно наплевать, кто будет «старшая по хате». Но меня всегда возмущала несправедливость, и я бы никогда не позволила, чтобы кто-то страдал из-за моей позиции.
«А чем лучше жить в хате с мамочками, тебе уже что-нибудь известно? Какие функции ты там должна выполнять?» — поинтересовалась я.
«Там можно иметь продукты, которые запрещены для всех арестантов. Камера там только на четыре шконки для женщин, детки спят в манежах. Помимо мамочек, там находятся и беременные. Я должна им помогать убирать в камере и присматривать за малышами.» — разъяснила мне армянка.
«А мобильник там разрешён?» — вступила в разговор Наташа-воровка.
«Нет, тоже в запретке.» — ответила Наташа-армянка.
«Ты с детьми должна сидеть, пока их мамаши в суд выезжают?» — уточнила я.
«Нет, в суды они ездят с малышами!» — объяснила армянка.
«Я тебя правильно поняла? То есть ты готова за кусок незапрещённой еды выдраивать камеру, нянчиться с чужими детьми, а эти мамаши будут лежать, задрав ноги к верху и указывать тебе, что ещё им надо сделать? Ты понимаешь, что ты никогда не будешь высыпаться, потому что ребёнок может орать в любое время суток? Ты не сможешь спокойно почитать книгу, потому что в этот момент ребёнок опять будет орать! Ты даже спокойно телевизор не посмотришь, потому что ребёнок в этот момент может спать!» — с недоумением спросила я.
Тогда я уже знала, что Наташа-армянка в свои пятьдесят пять лет не имела ни детей, ни внуков по своей вине. Вначале своей семейной жизни, они с мужем решили «пожить для себя» и Наташе пришлось сделать аборт. Когда же после тридцати лет они спохватились, то было уже поздно, и Наташа больше не смогла забеременеть. Вскоре муж ушёл от неё к более молодой, которая сразу родила ему ребёнка. Наташе в тюрьму передачки делала соседка по квартире, потому что родители Наташи-армянки были старенькими и не могли даже выйти в магазин.
«Возможно ей плевать на эти неудобства! И ей просто хочется понянчиться с малышами!» — предположила Наташа-воровка.
Армянка скривилась в презрении:
«К этим детям я притронусь только в резиновых перчатках! Сами подумайте, их матери-наркоманки, а половина из них больна ВИЧ! Думаете этих детей обследуют на скрытые ВИЧ-инфекции?»
Наташа до тюрьмы работала в одном медицинском учреждении, поэтому многое знала о таких детях от наркоманок.
«Тогда какой тебе интерес мучиться с ВИЧевыми мамочками и детьми?» — удивлённо спросила Наташа-воровка.
«Я надеюсь, что за это я заслужу остаться отбывать срок в хоз.отряде на тюрьме.» — призналась армянка.
«Фу, ты готова за «мусорами» подтирать плевки и драить их унитазы?» — возмутилась Наташа-воровка.
«Да, готова! Потому что я боюсь ехать в зону! Там любая может погибнуть! Разве не так?» — агрессивно произнесла армянка, расплакавшись, встала из-за стола и ушла в туалетную комнату.
Наташа-воровка ещё пуще прежнего загрустила и сказала мне:
«Она права! Лучше здесь остаться, чем пережить тот ужас в зоне! Я не представляю, как выжила за тот год в лагере. Какая же я дура, что опять попаду в тот вертеп!»
И ещё одна заплаканная Наташа встала из-за стола и завалившись на свою шконку, беззвучно рыдала в подушку.
А я сидела за столом и вспоминала рассказ Наташи-воровки за что она опять попала в тюрьму. Несколько лет назад, Наташка познакомилась с мужичком, у которого было небольшое кафе-пивнушка. Через год после совместного проживания, он ей подарил дорогой айфон без коробки и документов, сказал, что «купил с рук». Наташа не успела им долго попользоваться. В один из дней к ним домой нагрянула полиция с обыском, во время которого и изъяли ворованный айфон, в котором находилась симка на её имя. Сожителя она никому не выдала, вину не признала. Осудили её на два года. Через полтора года ушла из лагеря по УДО (условно-досрочное освобождение). Приехав в свой город, узнала, что мужичёк уже живёт с другой женщиной. Встретила горе-собутыльников, стала пить и «забила» на то, что ей нужно ходить к участковому для отметок. Так, когда ей оставалось три месяца до окончания срока судимости, её арестовали и сразу отвезли в суд на изменение места отбывания судимости по приговору. Оставшиеся три месяца она опять должна провести в колонии. Полтора месяца после суда она уже отбыла в тюрьме, осталось ещё столько же.
После утренней проверки Наташу-армянку забрали на суд для продления ареста. А Наташа-«воровка» сказала мне:
«Хочу сегодня приготовить на нас троих солянку. Наташка приедет из суда опять заплаканная, а тут я с праздничной солянкой! Уеду скоро, будете вспоминать, как я вас вкусно кормила!» (рецепт солянки можно прочитать: Лайфхак солянка по-арестантски.)
Наташа-наркоманка позвала меня играть в нарды, за пять партий я ни разу не выиграла. И она мне сказала:
«Мне с тобою сегодня не интересно играть, ты или поддаёшься, или думаешь о чём-то своём!»
И она была права, в тот момент я размышляла над словами армянского арестанта и поняла, как я должна помогать арестантам. (разговор с армянином: Не верь, не бойся, не проси!)
Я взяла свои УПК (уголовно-процессуальный кодекс), УИК (уголовно-исполнительный кодекс), тетрадь и позвала Наташу-«воровку» за стол.
«Наташа, ты в зону не поедешь!» — заявила я, и она сразу же поверила мне.
Однако, в тот момент я даже не представляла, как у неё «всё запущено». Оказалось, что у неё с собою не было последнего постановления судьи о замене отбытия наказания по приговору. На это постановление она не подала апелляционной жалобы, как и назначенный адвокат. А срок для обжалования дается в десять дней после вынесения судом постановления. Таким образом, постановление могло уже вступить в законную силу и Наташу со дня на день могли отправить в зону. Хотя была надежда на то, что две недели новогодних праздников отсрочили исполнение.
Её взгляд с верой и надеждой на меня, быстро заставил мой мозг разработать план «чрезвычайного обстоятельства».
Наташе-«воровке» пришлось в этот раз очень много писать под мою диктовку. Итак, нами было написано: ходатайство в суд о выдаче постановления, ходатайство о восстановлении срока подачи апелляционной жалобы, ходатайство о приостановлении постановления в связи с подачей апелляционной жалобы, ходатайство в суд об ознакомлении с материалами дела по вынесенному постановлению. И для подстраховки я придумала заявление на имя начальника тюрьмы, об уведомлении его о приостановлении постановления. Чтобы Наташку случайно всё же не отправили в лагерь до рассмотрения апелляционной жалобы. Все заявления были написаны в двух экземплярах и в этот же день сданы в тюремную канцелярию для отправки в суд.
Когда весёлая Наташа-«воровка» доваривала солянку, а я уже третий раз подряд выигрывала у Наташи-наркоманки в нарды, открылась «бронь» и зашла Наташа-армянка. Её лицо было триумфально довольным.
«Тебе изменили меру пресечения?» — спросила Наташа-наркоманка.
«Ага, чего бы я тут сейчас делала? Щас, сбегаю в туалет и что-то расскажу.» — самодовольным и интригующим голосом сказала она.
Мы вчетвером с нетерпением сидели за столом и ждали её выхода.
«А вы меня даже чаем не напоите?» — удивлённо спросила она, когда вышла.
Мы разом все подскочили, а Наташа-«воровка» сказала:
«Я тебя сейчас солянкой буду кормить!»
Но Наташа-армянка остановила её:
«Давайте сначала кое-что расскажу, а потом будем ужинать!»
Когда мы все заново сели за стол, она шёпотом начала свой рассказ:
«Девочки, сегодня в суде я познакомилась с нашим Положенцем. Его тоже вывозили «на меру». Он тоже армянин, как и я. Разговорившись с ним, он пообещал, что будет присматривать за нашей хатой, чтобы мы ни в чем не нуждались!»
Мы с Наташей-«воровкой» заговорщицки переглянулись.
О том, как проходило у армянки судебное заседание я почти не слушала, а размышляла об арестанте-армянине, с которым несколько дней назад встретилась в суде. «Значит он — Положенец, и это от него была малява!»- думала я в этот момент.
«А как выглядит Положенец? И как его зовут?» — услышала я тихий вопрос Наташи-наркоманки.
«Самый несимпатичный армянин, которого я встречала среди армян! Около сорака лет, волосы седые, ростом маленький. Зовут Самвэл(примечание автора: ИМЯ ИЗМЕНЕНО, СОВПАДЕНИЙ БЫТЬ НЕ МОЖЕТ!!!).» — ответила Наташа-армянка.
«Разве он маленького роста?» — брякнула я неподумавши, и Маша-хохлушка вцепилась в меня взглядом.
«Да, он намного ниже тебя ростом!» — сказала мне армянка.
Затем Наташа-«воровка» стала накрывать на стол. А я размышляла, откуда же этот невысокий Положенец знает меня, среди моих знакомых было только два армянина и оба они никак не подходили под описание, да и сто процентов были на свободе.
Поздней ночью для Наташи-армянки «прилетели» малява и «бандюк» без обратного адреса хаты. Прочитав записку, она смыла её в унитаз, а раскрыв «бандюк», выложила его содержимое на стол. Здесь были: банка кофе, шоколад, две пачки сигарет и зажигалка.(Зажигалку на тюрьме невозможно нигде достать.) Армянка пригласила нас всех «покофеевать под шоколад с сигаркой». Но только Маша-хохлушка категорически отказалась и со злостью смотрела, как Наташа-наркоманка перешла в «нашу банду».
Так, мы «кофеманили» и рассказывали смешные истории до утренней проверки.
После проверки я негромко спросила у Наташи-«воровки»:
«Наташа, а что такое «отработки»? А то мне сказали, что меня скоро ждут «отработки».»
Несмотря на то, что я спросила негромко, абсолютно все сокамерницы вздрогнули и уставились на меня. Наташа испуганно молчала и было видно, что не знает с чего начать.
«Это когда причиняют психический или физический вред здоровью арестанта. Многие этого не выдерживают и сходят с ума или умирают по разным причинам, а некоторые заканчивают суицидом!» — грубо ответила Маша-хохлушка.
Пожертвовать на развитие сайта
(Donate to the development of the site):
QIWI: qiwi.com/n/BEF05
ЮМoney: https://yoomoney.ru/to/4100115451834240
Продолжение:
