38. Драка в женской камере.

   Начало читайте в: Ужасы в камере №190 или как я не справилась с должностью «смотрящей».

   Сразу после обеда, как только за «баландёром» закрылся «карман брони», меня отвели на приём к начальнику тюрьмы.

   «Хозяин» (начальник тюрьмы) был мужчиной возрастом до пятидесяти лет, невысокого роста, плотно-упитанного телосложения, симпатичное круглое лицо, глаза карие, нос курносый, короткая стрижка.

   Наша беседа с ним состоялась в одном из кабинетов в административном корпусе в помещении для следственных действий. В углу кабинета, под потолком, висела видеокамера со звукозаписывающим устройством. «Хозяин» указал мне на единственный стул и приятно улыбаясь, спросил:

   «Слушаю Вас!»

   Я покосилась на его айфон, который начальник положил рядом с собою на стол. На светящемся экране телефона моргала красная кнопка, означавшая, что на нём включена аудиозапись. Я подумала: «Кому же собирается эту запись предоставить начальник тюрьмы?»

   «Я написала на Ваше имя заявление о переводе меня в камеру для некурящих.» — произнесла я.

   По лицу «хозяина» пробежала волна разочарования.

   «У нас в тюрьме только одна камера для некурящих, и в ней уже нет мест! Но мы планируем ещё одну камеру выделить для некурящих. Как только в ней сделаем ремонт, то сразу Вас в неё переведём. Ещё есть какие-нибудь вопросы?» — сказал тюремный начальник.

   «Да. Я хочу попросить Вас от лица всех сокамерниц, чтобы Вы обратно перевели от нас двух арестанток-наркоманок, которых по Вашему приказу поместили к нам на перевоспитание. В наши функции не входят заниматься моральным обликом преступниц. Это Ваши прерогативы, и Вы за это получаете зарплаты! Поместите их на перевоспитание к таким арестанткам, которые Вам давно уже служат в тюрьме.» — обратилась я.

   Лицо тюремщика скривилось, словно он съел лимон. Он потянулся к айфону и отключил в нём аудиозапись.

   «Хорошо, на днях этих наркоманок обратно переведут в их камеру! Если это всё, можете вернуться в свою камеру.» — грубо сказал он мне.

   Возвратившись в камеру, я увидела, что наркоманок Жанну-«Пантеру» и Лору уже привели из больничной «раколовки». Обе были болезненно бледны. Я, игнорируя их обеих, сказала:

   «Начальник тюрьмы, сейчас на встрече со мною, сказал, что Жанну и Лору на днях вернут в их камеру.»

   Своим заявлением я обрадовала абсолютно всех сокамерниц.

   За моей спиною затарахтели цепи и засовы, открылась бронь и на пороге появилась надзирательница Василиса. Она угрожающе посмотрела на меня и сказала:

   «Жанна, пойдём, я отведу тебя на приём к начальнику тюрьмы. Он хочет провести с тобою беседу.»

    Наркоманка вернулась через десять минут, внешне была растерянной и загадочной.

   «Что-то быстро с тобою поговорил «Хозяин».» — сказала Наташа-армянка.

   «Да он мне только сказал, что на днях нас вернут в камеру и всё.» — в голосе Жанны-«Пантеры» слышна была фальшь.

   «А где у Вас была беседа?» — поинтересовалась я.

   «На нижнем этаже, в комнате оперов. Женщины, а пока вы не будете против, если мы с Лориком завалимся спать? А то, мы ещё не отошли от отравления.» — быстро ответила наркоманка.

   «О чём вы-обе думали, когда жрали все таблетки? Какой наркотический эффект может дать цитрамон или анальгин?» — начала читать нотации Наташа-армянка.

   А мне не давала покоя встреча начальника тюрьмы с наркоманкой Жанной. От меня не ускользнуло, что наркоманка избегала смотреть мне в глаза. И почему меня на встречу отвели в другой корпус, а чтобы встретиться с наркоманкой, начальник пришёл сюда сам. А по времени выходило, что он сразу же выдвинулся за мною, потому что идти из административного корпуса в наш, по переходам и подвалам, по времени занимает минут пятнадцать. Я не пробыла и пяти минут в камере, как Василиса забрала Жанну-«Пантеру» на приём к начальнику тюрьмы.

   Где-то внутри меня разгоралось беспокойное чувство, которое не покидало меня весь день.

   Утром следующего дня, меня как всегда перед выездом в суд, поместили в «отстойник». Здесь уже были: «Дизель», цыганка Роза со своими подельницами и другие арестантки. В самом дальнем углу на скамье сидела тётя Маша-бывший адвокат, её лицо было избитым. Заметив на моём лице ужас, она произнесла:

   «Ночью поднялось давление, я потеряла сознание и упала со шконки.»

   Меня было сложно обмануть, я не поверила ни одному слову тёти Маши. Я отрицательно покачала головою, сверля её взглядом. Она махнула мне рукою, в её глазах стояли слёзы и дрожащим от слёз голосом, добавила:

   «Вчера меня перевели в другую камеру. Я теперь у «Дизель».»

   «А может это «Дизель» тебя избила? А ты боишься нам правду сказать! Все в тюрьме знают, что она избивает своих сокамерниц!» — потребовала ответа цыганка Роза.

   «Нет. Я сама упала, когда потеряла сознание.» — продолжала врать тётя Маша.

   «Я вот думала, что сознание теряют от низкого давления, но не от высокого!» — заявила цыганка.

   Тётя Маша отвернулась к стенке и стала громко рыдать.

   «Она ко мне в камеру уже в таком состоянии пришла! Мои девочки могут подтвердить! Я вчера даже с начальником тюрьмы поругалась, сказала ему, что если он «повесит» на меня очередное избиение, к которому не причастна, то я «вскроюсь»!» — раздражённо и отчаянно заявила «Дизель».

   «Какой-то дурдом творится на женском корпусе! Ещё и эти — «розовые пантеры» такое натворили! Это правда, что их к тебе на перевоспитание завели?» — обратилась ко мне цыганка Роза.

   «Жанна и Лора – у нас. А почему «Розовые Пантеры»?» — обратилась я к цыганке.

   «Ты, не знала, что они лесбиянки?» — удивилась Роза.

   «Нет, мне никто не сказал, и они себя ведут обычно.» — неуверенно ответила я.

   «А ты знала, что они голыми, развалившись на шконке, фотографировались на телефон и продавали свои фотки мужикам-арестантам? А кто-то прикололся и выставил их фотки в одноклассниках.» — поинтересовалась цыганка.

   «Нет, этого не знала! Мне преподнесли историю по-другому!» — произнесла я, чувствуя себя полной дурой.

   «Я просила начальника перевести их в мою хату для перевоспитания. Но он заявил мне, что ты им сможешь только носы сломать, а я их своими ручищами до смерти забью!» — сказала мне «Дизель» и заржала.

   «Ты правда своей сокамернице недавно нос сломала?» — спросила цыганка Роза.

   «Нет. Это ложь. Я случайно ударила её в живот, а она пыталась перевернуть, что якобы ей сломала нос. Остальные мои сокамерницы могут подтвердить, что она врёт.» — заверила я арестанток.

   «Мои сокамерницы тоже могут подтвердить, что я никого не бью. Так ведь, Маша?» — обратилась «Дизель» к тёте Маше.

   Та испуганно закивала в ответ.

   «Почему ты ей «тыкаешь»? Она тебе в матери годится!» — осуждающе спросила я «Дизель».

   Она в удивлении высоко подняла брови и заявила:

   «На тюрьме у женщин нет возраста! Даже такую старуху, как она, может полюбить двадцатилетний арестант!»

   «Нужно при любых обстоятельствах оставаться воспитанной женщиной и проявлять уважение к таким арестанткам в возрасте. Тем более, что у неё «делюга» — не позорная, как у многих, кто хвастается «162», а на деле – грабят слабых или стариков!» — грозным вызовом заявила я.

   «Дизель» смотрела на меня с ненавистью и угрозой.

   «Кстати, «Дизель», всё хотела у тебя спросить! Это правда, что твой муж – следак?» — ехидно поинтересовалась цыганка Роза.

   Все, кто был в «отстойнике», удивлённо уставились на «Дизель». Из наглой и злой «зэчки с понятиями», она превратилась в испуганную и затравленную «мышь».

   «Мы с ним уже давно были разведены. Мой гражданский муж здесь же сидит, он мой подельник!» — тихим голосом произнесла «Дизель».

   «А в какой хате он сидит? До меня дошли слухи, что твой подельник сидит среди «шерстюги»!» — грозно настаивала цыганка.

   «Нет, это ложь! Он на больничке, в тубиковой хате!» — испуганным голосом заявила «Дизель».

   «Имей ввиду, я узнаю! И если он из «мусоров», то лично разукрашу твою харю, здесь в отстойнике!» — угрожала цыганка Роза.

   Сразу после этого заявления, нас по-очереди стали выводить в автозаки для доставки в суды.

   «Ты должна срочно выйти из той камеры!» — потребовал Адам, как только мы оказались в «судебных клетках».

   «Начальник тюрьмы вчера пообещал мне, что на днях этих двух наркоманок переведёт в другую камеру.» — объяснила я ему.

   «Ему веры нет! Он недавно за тюрьмой и игнорирует старые устои. Это он «подсадил» к тебе этих мразей и можно только догадываться, чего он им пообещал, чтобы вас всех скомпрометировать! Поэтому вам не ставили дорогу. Поверь мне, он не просто так их к вам заселил.» — недоверчиво сказал Адам. (Неслучайные ситуации, сокамерники и друзья в тюрьме.)

   Вчерашнее беспокойство не покидало меня, а только усиливалось.

   Меня вывели в зал судебных заседаний, потерпевшие и эксперт опять не явились. Прокурорша посматривала на меня заинтересованным взглядом. Я старалась не встречаться со взглядом судьи. Каждый раз, когда я обращалась к нему с ходатайством, то смотрела как будто сквозь него, опасаясь попасть под его гипноз. Мельком замечая, что это его злит и раздражает. В этот день судья отказал во всех моих ходатайствах. (Отрывок из протокола судебного заседании после статьи.)

   На моё ходатайство предоставить мне материалы по уголовному делу для изучения, заявил:

   «Отказать в предоставлении материалов для ознакомления. В деле есть протокол следователя, что подсудимая отказалась знакомиться с документами.»

   Этим заявлением, судья меня просто взбесил. Он же сам, лично, рассматривал мою жалобу в порядке ст.125 УПК и постановлением рекомендовал заявить суду при рассмотрении дела по существу.

   Ненависть и презрение испытывала я в тот момент к судье и прокурорше. Таким наглым образом они нарушали все действующие законы. «Чего же стоит ожидать мне при вынесении приговора? Десять лет лишения свободы за то, чего не совершала?» — думала я.

   Заседание было отложено, меня привели в клетку для арестантов. Адам приподнял брови и сказал:

   «Любимая, как ты прекрасна в гневе! Я тебя такой злой ещё ни разу не видел!»

   Я пересказала ему весь судебный процесс, на что он заявил:

   «Ты обратила внимание на его сегодняшний маникюр? Он сделан, как для женщины! Когда я был на воле, то мне в салоне красоты всегда делали мужской маникюр. А у этого – фуууу! Уже только это подтверждает об его ориентации!»

   Я внимательно смотрела на Адама и думала: «Насколько он внимательный, заметить какой у кого маникюр!» У арестанта действительно был цепкий взгляд. 

   Вернувшись из суда, в «отстойнике» тюрьмы был почти тот же состав, что и утром, за исключением «Дизеля» и тёти Маши. Их сразу, минуя «отстойник», отвели в камеру.

   «Наверное, «Дизель» испугалась, что я её раньше времени, здесь забью!» — смеясь, объяснила мне цыганка Роза.

   В камере меня никто не встречал, все сухо поздоровались со мною и продолжили каждый заниматься своими делами.

   Мне было не по себе.

   Наташа-армянка сказала, что у неё сильно болит голова и, укрывшись одеялом с головою, легла спать. Наташа-наркоманка тоже делала вид, что спит. Оля-разбойница притворялась, что читает книгу, но при этом ни разу не перевернула страницу. Наркоманки Галя и Анна играли в нарды.

   За столом сидели трое: Валя-дорожница и «розовые пантеры» Жанна и Лора, втроём мило болтали. Валя, заметив недовольное моё выражение, подскочила и сказала:

   «Ой, мы же тебе кофеёк согрели!»

   Наливая в мою кружку горячий кофе, Валя громко сказала:

   «Мы посоветовались с девочками и решили втроём по-очереди быть дорожницами эти дни, пока их обратно не переведут, чтобы я отсыпалась ночью.»

   «Этого не будет! Скорее у нас снимут дорогу, чем позволят, чтобы эти лесбиянки «стояли на дороге»! Это же правда, что Вы — обе лесбиянки?» — спросила я у Жанны.

   «Да, правда! Я думала ты знаешь об этом. Это наше личное дело. Мы обещали начальнику тюрьмы, что не будем в вашей хате заниматься сексом, чтобы никого не смущать. Но после вчерашнего моего разговора с начальником, я передумала. За эти дни мы изголодовались по друг другу с Лориком, поэтому, решили сегодня устроить разврат. Всех девочек мы уже предупредили в хате, и они не против. Так что, ставим и тебя в известность! Не переживай, мы завесимся простынями, чтобы никого не соблазнять.» — заигрывая со мною, прощебетала лесбиянка Жанна.

   Я закашлялась, поперхнувшись кофе. Жанна стала нежно стучать мне по спине, Лора подскочила и как завизжит на всю камеру:

   «Не прикасайся до неё, либо я «вскроюсь»!»

   На крики сбежались надзиратели и устроили у нас в камере «шмон».

   Я обратила внимание, что надзиратели впервые все были в одноразовых перчатках, возможно они боялись чего-то подцепить от наших вещей и предметов.

   «Жанка, откуда у тебя презервативы на огурце и моркови? И почему у тебя эти овощи целые, не порезанные на куски? Кто тебе их передал?» — грозно спросила надзирательница Ольга Васильевна, самая строгая продольная в тюрьме.

   «Воспользуюсь статьёй 51 Конституции!» — заржала лесбиянка.

   «Ольга Васильевна, я хочу перевестись в другую камеру! Можете меня даже в карцер отвести, я не против! Только что, эти две лесбиянки заявили, что собираются устроить развратные оргии в камере – я не собираюсь наблюдать за этой мерзостью! Меня не устраивает такое соседство!» — яростно обратилась я к надзирательнице.

   Она посмотрела на меня внимательно и сочувственно сказала:

   «Начальник тюрьмы приказал нам, чтобы мы никого из вашей камеры не переселяли и ни в коем случае не отводили в карцер. Также мне известно, что этих двух, на днях должны в камеру-лесбийку обратно вернуть.»

   «Вы предлагаете нам любоваться бесплатным развратным шоу, пока их не переведут?» — с презрением сказала я.

   «Если эти мерзавки только попытаются, что-то такое выкинуть, то я их выведу в «раколовку» за нарушение режима в СИЗО. И даже разрешаю им морды набить, обещаю никому об этом мы не сообщим.» — пообещала грозная Ольга Васильевна.

   «Оличка Васильевна, да мы не собирались трахаться! Мы пошутили, хотели посмотреть на реакцию нашей закомплексованной «смотрящей»!» — подлизывалась лесбиянка Жанна.

   «Нормальный человек – всегда так будет реагировать на таких, как вы! Вот вернёт вас начальник в вашу хату, там делайте, что хотите, раз он вам позволяет!» — брезгливо ответила надзирательница.

   «Мы вам клянёмся, что потерпим до своей родной хаты.» — заверила лесбиянка Лора.

   Когда за надзирателями закрылась дверь, Жанна и Лора сели на свою шконку и стали яростно о чём-то шептаться.

   Когда Валя-дорожница поставила дорогу, то я сразу отписалась о происшествии Адаму. В эту ночь ни от Адама, ни с «котла» телефон не «прилетел». Как не было ни от кого и «маляв» для меня, чему я удивилась.

   «Все, наверное, думают, что ты устала после суда и спишь!» — поддержала меня дорожница Валя.

   «И вправду, лягу я спать! Разбудишь, когда будешь снимать дорогу?» — попросила я Валю.

   Около трёх часов ночи я проснулась от дикого крика. У рыдающей Жанны из носа текла кровь, лесбиянка Лора бегала вокруг Жанны с полотенцем. Они вдвоём забежали в туалетную комнату. Из-за шума воды и Жанкиного плача, невозможно было различить их разговор.

   «Жанке пришла «малява» из женской камеры №184, где сидят «краткие» (рецидивистки). Они вдвоём её прочитали, долго шушукались, а потом Лорка ударила пощёчину Жанке, а у той хлынула кровь из носа.» — рассказала нам испуганная Валя-дорожница.

   Левою рукою, я налила себе в кружку еле тёплую кипячённую воду из ведерка из-под майонеза, в котором всегда грели воду для чая. Сегодня у меня опять перестала функционировать правая рука. Это всё от нервных переживаний и потрясений.

   Из туалета вышли обе заплаканные лесбиянки, у Жанки ноздри были закрыты ватой. Они сели за стол, а остальные сокамерницы встали из-за стола и переместились по своим шконкам.

   Налив в пустое ведёрко воды, я включила кипятильник, чтобы нагреть кипятка.

   Когда я подходила к столу, то лесбиянка Жанка сказала мне с вызовом:

   «Х-ля, ты на меня вытаращилась!»

   Во мне как будто перегорел предохранитель, и я матерными словами вперемешку с «феней» такими фразами накрыла их обеих, что они испуганно пригнули головы и прижались друг к другу.

   «Не оскорбляй меня!» — заныла лесбиянка Жанка.

   «Заткнись, тварь!» — проорала опять я и выплеснула воду из кружки, прямо в лицо Жанке.

   «Аааааа, она меня кипятком облила! Ааааа, умираю!» — заголосила Жанка.

   Лорка подорвалась, схватив полотенце со шконки, намочила его под краном и протянула к лицу подружки.

   «Не визжи, мразь! Вода еле тёплая была!» — угрожающе прокричала я.

   Все мои сокамерницы были напуганы и с недоверием смотрели по очереди: то на меня, то на ревущую Жанку.

   Сев за стол, я стала писать «малявы» для Адама и «котла» о драке между лесбиянками. Когда Валя отправляла «малявы», то откуда-то с конца крыла послышалось: «Один, восемь, четыре – дороги нет! Один, восемь, четыре – «зима»!» 

   Я обратила внимание, что Лора и Жанна после этих слов радостно переглянулись.

   «Лучше снимайте дорогу! Слышите, начались обыски по женскому корпусу. Скоро и к нам придут!» — посоветовала лесбиянка Лора.

   Я немного подумав, посмотрела вопросительно на Наташу-армянку, она кивнула мне в ответ:

   «К нам точно сейчас зайдут! Эти же визжали, как резанные свиньи! Ещё и дорогу отберут!»

   «Да, Валя, снимай дорогу и пойдём выпьем кофе, кипяток согрелся!»

   Я поставила две кружки на стол. Жанна и Лора встали из-за стола со словами:

   «Не будем вам мешать.»

   После чего обе зашли в туалетную комнату, чтобы в раковине вымыть свои кружки. Остальные пятеро сокамерниц улеглись по шконкам, имитируя крепкий сон.

   Я взяла левой рукой ведёрко с кипятком и подходя к столу, услышала за своей спиною громкое тарабанье в «бронь».

   В тот момент, когда я поворачивалась к двери, то увидела, как от «брони» ко мне мчится лесбиянка Жанна. Она толкнула меня в спину и ударила чем-то сзади по голове.

   Кипяток облил мою левую руку, но я не почувствовала боли от ожога в руке. Что-то обжигающее потекло по моему лицу.

   Всё ещё держа в левой руке ведёрко с оставшимся кипятком, я с трудом поднесла правую руку к лицу и провела по тому месту, где жидкость жгла мою кожу. На руке была кровь.

   Разъярившись, я повернулась к лесбиянке, которая ещё яростнее тарабанила в бронь. Я выплеснула кипяток ей в лицо, как раз в тот момент, когда она ладонями закрыла его.

   После этого я набросилась на Жанку с кулаками, моя правая рука снова подчинялась мне. Но лесбиянка не сопротивлялась мне, она упала на пол и, свернувшись калачиком, визжала на всю тюрьму. Несколько рук стали оттаскивать меня от орущей лесбиянки-наркоманки. В какой-то момент, я почувствовала режущую боль по голове и лбу – перед моим лицом мелькала «мойка» в чьей-то руке.

   В тот момент, когда я пыталась увернуться от «мойки», открылась «бронь» и грозный крик надзирательницы Ольги Васильевны: «Прекратить!», разбросал нашу «дерущуюся кучу» в разные стороны.

   «Господи, сколько крови! Вы, что сегодня все, с ума посходили!» — прокричала надзирательница.

   Часть пола перед входом в камеру, была вся в крови.

   «У тебя все волосы в крови! Помогите ей вымыть голову! И вы — обе выходите из камеры на продол, в раколовку. Сейчас вами займётся оперативник.» — приказала надзирательница, глядя на меня и Жанку.

   Наташа-наркоманка подскочила ко мне и помогла зайти в туалетную комнату, где под краном, в раковине вымыла мне голову от крови.

   «У тебя пробита голова. Нужно наложить швы, потому что кровь хлещет без остановки.» — испуганно сообщила Наташа-наркоманка.

   «Долго я ещё буду ждать? Выходи на продол!» — послышалось за моей спиною.

   «Посмотрите какая у неё глубокая рана на голове! Ей срочно нужно в больницу! Кровь не останавливается.» — Наташа показывала мою рану надзирательнице.

   «Бог ты мой! Переоденьте её в чистое. Сейчас отведу её сначала в нашу больницу к тюремному фельдшеру.» — пообещала надзирательница Ольга Васильевна.

   Когда я переоделась и намотала на голову розовое банное полотенце, то Ольга Васильевна лично повела меня в больницу, по дороге выспрашивая все подробности драки. Я ничего от неё не утаила, рассказала всё в подробностях.

   Меня завели в тюремную процедурную комнату и приказали сесть на кушетку. Надзирательница отправилась искать оперативника.

   Фельдшер сама размотала полотенце и ахнула. В тот момент, когда она суетилась около медицинского столика, доставая из «стерилизатора» инструменты, в процедурку зашёл опер — капитан Лысый. С Лысым мы познакомились в тюрьме во время новогоднего шмона. (14. Шмон в хате.) 

   Фельдшер указала на мою пробитую голову и сказала:

   «Я могу наложить ей швы, но она уже много крови потеряла, а у нас даже «Гемодеза» нет. Надо вызывать скорую и срочно везти её в больницу!»

   «А ну, пойдём, выйдем!» — сказал Лысый фельдшеру.

   Через какое-то время девушка-фельдшер вернулась и недовольным голосом сказала мне:

   «Эта сволочь, запретил вызывать скорую и накладывать тебе швы! Сказал, что если с тобою что-то случится, то он подтвердит, что ты сама отказалась от оказания медицинской помощи! Как же плохо, что здесь не установлена видеокамера!»

   Чуть ли не плача, она смотрела на меня и не знала, что ей делать.

   «Обработайте мне рану хотя бы перекисью, а как только кровь свернётся, то промокните стерильной салфеткой и промажьте зелёнкой!» — попросила я.

   «Да, да конечно! Кстати, у Вас и лоб разрезан глубоко! Сейчас я все раны обработаю!» — засуетилась фельдшер.

   А я подняла рукав на левой руке и ещё раз попросила:

   «И пожалуйста, обработайте ещё мою руку после ожога.»

   На левой руке в местах, где пролился кипяток, был сильный ожог.

   Фельдшер обрызгала мою руку спреем от ожогов и забинтовала, а порезы на голове обработала.

   В ушах шумело, состояние было полуобморочное, тошнило, перед глазами мелькали «мошки».

   Дверь процедурного кабинета открылась и на пороге появилась надзирательница Ольга Васильевна. Она была вне себя от бешенства.

   «Что Вы ей тут сделали? Оказали хотя бы первую медицинскую помощь?» — гневно проорала тюремщица на фельдшера.

   «Я сделала всё, что в моих силах! Капитан запретил вызывать бригаду скорой помощи, как и запретил накладывать швы! А у неё обильная кровопотеря и возможно, сотрясение мозга!» — также гневно прокричала фельдшер.

   «Вот подонок! Напишите мне быстро справку, что не разрешаете эту заключенную помещать в карцер!» — потребовала надзирательница.

   Фельдшер вытаращила глаза и ужаснулась:

   «Вы в своём уме? Какой карцер? Я же сказала капитану, что она может умереть от кровопотери!»

   «Но этот гад, заявляет, что, Вы — фельдшер, недостаточно опытны судить в таких вопросах и преувеличиваете! Не будем время терять, я согласна с Вами, она может умереть. Пишите скорее справку, я её этому оперу не покажу, а пойду и отдам дежурному по тюрьме. Сегодня Гусев дежурит, он не будет брать на себя труп арестантки в своё дежурство.» — быстро проговорила надзирательница.

   Когда Ольга Васильевна сопроводила меня в женский корпус, то закрыла в раколовке. Здесь же, в раколовке, на полу сидела полноватая молодая женщина и внимательно меня разглядывала.

   «Это ты подралась с Жанночкой? Меня зовут Даша, я из 184 хаты. Теперь надеюсь, что меня в вашу хату переведут! Мы с Жанночкой сговорились по малявам устроить «кипиш сразу в двух хатах»!» — заявила арестантка.

   «Ты – рецидивистка? И тоже, как Жанка и Лорка – лесбиянка?» — презрительно спросила я, крепко держась за клетку, чтобы не упасть в обморок.

   «А почему мы-лесбиянки тебе не нравимся? Ты это зря, вот посидишь долго без секса и возможно пересмотришь своё отношения к нам. Тебя в камере никто лучше не защитит, чем любимая женщина. Я бы тебя точно в обиду не дала!» — ласково, пытаясь заигрывать со мною, сказала лесбиянка Даша.

   Меня вырвало прямо ей под ноги. Перед глазами потемнело, и я, тщетно пытаясь ухватиться за решётку, упала без сознания на грязный пол «раколовки».

   Продолжение читайте в: Последствия драки с розовыми пантерами.

  

Поделиться ссылкой: