42. В камере с соперницей.
Начало читайте в:
Первый круг тюремного чистилища в камере №181
Я проснулась от того, что кто-то хлопал меня по плечу. Открыв глаза, я не сразу поняла, что нахожусь в другой камере.
«Тебе надо словиться с родными?» — услышала чей-то голос.
Повернувшись на другой бок, я увидела лицо симпатичной женщины с длинными волосами.
«Меня Полина зовут. Днём не познакомились. Сейчас уже полночь. Тебе принесли передачку и лекарства, а также вещи со склада. Ты крепко спала, и мы не стали тебя будить. Вещи поставили под тёти Машиной шконкой, продукты в холодильник. Как слезешь с «пальмы», я тебе покажу, на какой полке холодильника твой пакет. Тебе надо словиться с родственниками?» — негромко произнесла сокамерница.
Я кивнула головою, и она вручила мне мобильный телефон-фонарик. Укрывшись с головою одеялом, я позвонила своему сыночку. Разговаривали чуть меньше пяти минут.
Закончив разговор, я, откинув одеяло, помахала рукою Полине, чтобы она подошла ко мне.
«Спасибо. Сынок завтра положит на твои цифры деньги.» — поблагодарила сокамерницу.
«Можешь ещё разговаривать, хоть до утра. Я своим маме и сыну уже отзвонилась, а больше мне некому звонить.» — предложила Полина.
«Да я тоже только с сыночком созваниваюсь. Сейчас мы с ним всё обговорили.» — объяснила я.
«Ну тогда, вставай с «пальмы», выпьем кофе. Да я покажу тебе куда твои продукты и вещи поставили.» — позвала сокамерница.
За четыре с половиной месяца, что находилась в тюрьме, я только первые три дня спала на верхней шконке-«пальме». Сейчас же, после драки с лесбиянками (Кровавая драка с Розовыми пантерами. Последствия драки с розовыми пантерами.), ещё недостаточно набравшись сил, я побаивалась слазить с верхней шконки, у которой не было лесенки, и мне предстояло спрыгнуть вниз. Тётя Маша, заметив мою нерешительность, подошла мне помочь, придерживая меня за руки.
«Машка, убери с боковушки-перекладины своё шмотьё. И пусть «худышка», по боковушке спускается и поднимается. А то она, спрыгивая так, убьётся!» — прокомментировала цыганка тётя Тоня, когда я уже стояла на полу.
Я сходила в туалетную комнату, которая была в два раза меньше, чем в камере 190. Здесь же, в туалете был бак для воды, из которого, черпая ковшом, могли обмыться арестантки.
Когда я вышла из туалета, Полина показала на мои сумки и пакеты под шконкой тёти Маши.
«Мы не открывали твои пакеты с продуктами, сразу все в холодильник положили, пришлось целую полку освободить. Ты сейчас, как переоденешься, то пересмотри, что там тебе передали. То, что не для холодильника, можно в тумбу стола положить. Покупаться сегодня у тебя не получится, вода в баке уже остыла, а горячую у нас в десять вечера отключают. Давай, переодевайся и пошли пить кофе!» — сказала Полина.
«Какой пить кофе? Её надо покормить, она весь день голодная. Полька, ты посмотри, какая она худющая! Я сейчас кипятильником ей супчик подогрею.» — возразила Маша-цыганка.
Я не стала возражать против супа, боясь обидеть сокамерницу. Быстро переодевшись, я вытащила из холодильника огромный пакет продуктов, которые мне передал мой сыночек.
«Потом разберёшь! Сначала поешь горяченького!» — приказала Маша-цыганка.
Суп был очень вкусным, и я с удовольствием съела и добавку.
«Эти мразоты-лесбиянки, тебя там и голодом заморили! Я вот бы тоже не смогла бы есть, когда вокруг меня были бы такие уродины.» — приговаривала Маша-цыганка.
«Машка, ты только шесть месяцев сидишь, а вдруг через год сама «нетрадиционкой» станешь?» — ляпнула сокамерница Анна-воровка.
На её реплику, разразились три возмущённые цыганки Маша, тётя Тоня и Барби. Они втроём ругали Анну матерными словами, вперемешку с цыганскими.
«Да я пошутила!» — оправдывалась Анна-воровка.
«Своей дочке и сёстрам так будешь шутить!» — пригрозила цыганка тётя Тоня.
Женщины всё ещё негромко переругивались, а я принялась разбирать пакет с передачки. Здесь были: колбаса, сало, сыр, масло сливочное, масло растительное, свежие помидоры и огурцы, зелень, лук, яблоки, батон, лаваш, лапша и пюре быстрого приготовления, венские булочки, молочные конфеты, пряники, кофе натуральный и растворимый, чай пакетированный. Также были и новые пластмассовые кружка, тарелка, одноразовые ложки, туалетная бумага, гигиенические прокладки, шампунь, профессиональные зубная паста и щётка. Я села на скамью и расплакалась от тоски за сыночком.
Оставив на столе все продукты, я пригласила всех сокамерниц выпить кофе.
«Ты оставь только конфеты и булочки к кофе, а всё остальное убери в холодильник! Сама ешь, потому что худючая какая. Мы все здесь не питаемся общаком. Я хлебничаю с Машей-цыганкой. Барби готовит на Дизель и Дашку. А Полька, Анька и Машка-адвокат едят поодиночке. Ты пока обживись, присмотрись, может так и будешь сама хлебничать.» — распорядилась цыганка тётя Тоня.
Пока я нерешительно обдумывала сказанное, Маша-цыганка мои сало, колбасу, масло, овощи с зеленью запихнула в холодильник, а натуральный кофе, чай, батон, лаваш, лапшу и пюре сложила в пакет и спрятала в тумбочку стола, оставив на столе только растворимый кофе, булочки и конфеты.
«А я хотела батон с маслом к кофе.» — огорченно произнесла тётя Маша-адвокат.
«Вот и закажи своей дочке, пусть тебе передачку сделает! А то она живёт в удовольствие для себя, а тебе даже хлеба с чаем не передаст!» — возмутилась Анна-воровка.
«Ей самой еле на жизнь хватает и приходится ещё за бабушкой ухаживать.» — возразила тётя Маша-адвокат.
«Ага, а месяц назад, она за какие шиши купила себе машину? Ты же сама тут хвасталась! Значит деньги у неё на машину есть, а на передачки для тебя — нет? Или она думает, что мы тебя тут будем содержать?» — раздражённо произнесла тётя Тоня.
«Она машину в кредит взяла.» — неуверенно ответила сокамерница-адвокатша.
«В кредит? Это ты сейчас придумала? Машка, уйди от греха, либо я тебе сейчас морду набью за твою брехню!» — угрожающе заявила тётя Тоня.
Тётя Маша-адвокат встала из-за стола и, взяв свою кружку с кофе, ушла на свою шконку.
«И чтобы с сегодняшнего дня, с нами за стол не садилась! От вони от тебя, аппетит пропадает! Начни уже купаться!» — приказала тётя Тоня.
«Я уже сто раз говорила, что не помещаюсь в туалете, чтобы купаться!» — захныкала сокамерница-адвокатша.
«Так просись в хату к БС-ницам! Там, говорят, условия шикарные!» — посоветовала Маша-цыганка.
«Я просилась, меня не переводят. Говорят там места только для судей и следачек, а адвокаты не относятся к БС-никам!» — рыдая, ответила тётя Маша.
«Странно. А я в интернете как-то читала, что любые лица с юридическим образованием, а также родственники работников судебной, правовой системы, должны содержаться отдельно от других заключенных.» — удивленно сказала я.
«А в этой тюрьме – свои правила!» — произнесла тётя Маша-адвокат.
«Потому что, эта тюрьма – «Чёрная»!» — заявила Маша-цыганка.
«А мне Адам говорил, что эта тюрьма – «Красная»!» — не подумавши ляпнула я, и все, сидящие за столом, напряглись.
Дизель сидела напротив и сверлила меня ненавидящим взглядом. Остальные сокамерницы нервно ёрзали и не знали, что сказать. Минута молчания затянулась. Я не знала, как выкрутиться из положения и обратилась к пожилой цыганке:
«Тётя Тоня, а по каким дням работает баня? В камере 190 был очень удобный душ, поэтому нас не водили в баню.»
«И правда, надо попроситься, чтобы нас вывели в баню. Там-то и Машка-вонючка отмоется! Полька, ты пойдёшь завтра утром на прогулку, заодно и потребуй, чтобы нас вывели всех в баню!» — распорядилась пожилая цыганка.
«Хорошо, потребую! Женщины, очередной раз спрашиваю, кто-нибудь пойдёт со мною на утреннюю прогулку?» — сказала сокамерница Полина.
«Кроме тебя, дураков больше нет, чтобы в такую рань тащиться гулять в вонючем дворике! Тем более, что ты не разрешаешь курить там!» — ответила блондинка Даша.
«Не дураков, а дурочек. А в данном случае, дурочки скорее, вы. Потому что постоянно дышите табачным дымом. Да, я на прогулке запрещаю курить, чтобы хоть там подышать чистым воздухом!» — сказала Полина.
«Ага, где ты занюхала свежий воздух в центре города?» — рассмеялась блондинка Даша.
«Если я усну, то разбуди меня. Я тоже пойду на прогулку.» — попросила я Полину.
«Хорошо, разбужу. Пойдём, тогда ложиться спать, ещё четыре часа можем поспать. Спасибо за кофе и сладости.» — сказала Полина и вышла из-за стола.
В тот момент, когда я хотела встать из-за стола, Дизель обратилась ко мне:
«Мне звонил Адам и просил, чтобы я передала тебе трубку. Но я ему сказала, что ты не хочешь с ним впредь разговаривать!»
«А какое ты имела право от её имени отвечать это? Они должны поговорить вдвоём и всё между собою выяснить. Тем более, «худышке» до сегодняшнего дня ничего не было известно, что он морочил вам обеим голову!» — возмутилась пожилая цыганка.
«Тётя Тоня, а тебе не кажется, что ты можешь переехать в камеру к таким, как ты — «кратким»? А ты прекрасно знаешь, что там камеры в убитом состоянии, наша, по сравнению с ними, «ВИПОВОЙ» покажется!» — угрожающе произнесла Дизель.
«Своё недовольство я могу ему высказать и не по телефону, а в живую. Нас с ним каждую неделю вместе вывозят на судебные заседания. У меня и Адама, один судья, нас по-очереди водят в зал суда.» — вызывающе произнесла я, пристально глядя в глаза Дизель.
«Твоё счастье, что ты пока болеешь и калека! А то, я бы сделала так, что ты не смогла бы встать со шконки! Я уже не раз делала сокамерниц инвалидами, так ведь тётя Тоня?» — пригрозила мне Дизель.
«Если ты мне угрожаешь физической расправой, то я сейчас же напишу заявление на имя начальника тюрьмы и пусть тебя переведут к цыганке Розе или к кратким на перевоспитание, как обещала тебе «Василиса». Приятного тебе аппетита, Маша-Дизель! Скажи же, Маша, какой вкусный мой кофе и мои сладости?» — смело и иронично произнесла я, зная, что это всё записывается на аудио-видео-запись.
Лицо Дизеля стало растерянным и испуганным, видимо вспомнила обещания «Василисы». Я встала из-за стола и забросила на свою верхнюю шконку пакет с документами по суду, тетрадями и ручками. Кое-как взобравшись по боковушкам на шконку-«пальму», я открыла чистую тетрадь и принялась писать заявление в суд.
Я собиралась написать несколько заявлений: об отводе всем прокурорам районного отдела, которые территориально участвовали в суде; об отказе участвовать в судебных заседаниях; о том, что меня принуждают признать вину. Меня ужасно клонило в сон, мысли путались. Поэтому, написав одно заявление об отводе прокурора, я быстро написала на маленьком листке записку для земляка, которую собиралась передать на прогулке. Когда я складывала всю свою писанину в пакет, заметила, как Дизель нервно расхаживает по камере и недобро смотрит в мою сторону. Положив пакет с документами под подушку, я под край боковой стороны матраса, подложила книгу, чтобы самой не свалиться во сне.
Мысленно я обратилась к Богу, чтобы он меня защитил спящую. Не раз я слышала рассказы от сокамерниц из камеры №190, что, иногда спящих арестанток сталкивают с верхних шконок, и они ломают позвоночники.
Продолжение читайте в: Третий круг тюремного чистилища или образ души.
