46. Мобилка-шмон в тюрьме.
Передачка в тюрьму
Начало читайте в: Пятый круг чистилища или первомайские транзитки-рецидивистки.
«Мобилка» — группа надзирателей из разных исправительных лагерей, которые проводят обыски в СИЗО по поручению ФСИН.
Сразу же, после утренней баланды на продолах тюрьмы послышались мужские голоса, лай собак. Мы всей камерой прильнули к брони и слушали, что происходит на нашем этаже.
Было слышно, как что-то бросают на пол, видимо при обыске выбрасывали запрещённые предметы из камер.
Этой ночью мы успели подготовиться к «шмону»: главные запреты были вне камеры, а ножи — «резки», ножницы и мойки — лезвия попрятали в потайные места.
Остальные мелкие «запретки», типа лаков для ногтей, пилочки, щипчики для бровей, яркие губные помады, тональные крема в тубах — сложили сразу в большой пакет, чтобы добровольно сдать при обыске.
Посовещавшись, мы решили, что при обыске в камере останется Полина, так как нас остальных выведут на досмотры.
Когда бронь открылась, то к нам в камеру зашли десять мужчин в камуфляжах. Сразу за ними заскочил начальник тюрьмы, он был снова взъерошенным и помятым.
«В этой камере должно быть всё нормально. Здесь порядочные арестантки живут.» — произнёс он.
«Сейчас и проверим.» — недовольным голосом сказал «чужой надзиратель», который накануне приказал нашей продольной завести к нам «транзиток-рецидивисток».
По лицу начальника тюрьмы было заметно, что ему не понравился тон надзирателя.
Нам приказали вынести на продол все наши вещи, а также матрасы, подушки и одеяло.
Я отнесла в коридор сумки с одеждой, подушку, одеяло и постель. Затем, вернувшись в камеру, кое-как стала одной рукой скручивать тяжёлый матрас на своей верхней шконке.
Ко мне подошел один из «чужих надзирателей», и посмотрев на мою обожжённую левую руку, спросил:
«А что у Вас с рукою?»
«Нечаянно кипятком облилась.» — соврала я. (Кровавая драка с Розовыми пантерами.)
«Давайте я помогу Вам спустить на пол матрас. И знаете, давайте я его сразу здесь проверю, чтобы Вы его не таскали по коридорам.» — сказал надзиратель, и спустив его на пол, пропищал его металлодетектором.
Когда я вышла на продол, то одна из наших тюремщиц грубо меня окликнула:
«Где твой матрас?»
«Вы мне не тыкайте! А матрас мой уже в камере проверили и разрешили его сюда не выносить, потому что у меня больная рука!» — возмущённым тоном ответила я полной надзирательнице, с которой у меня уже однажды был спор при обыске 1 января. (Шмон в хате.)
Злая надзирательница зашла в камеру и вышла оттуда через несколько минут с самодовольным видом.
Прямо на продоле надзирательницы копались в наших сумках с вещами, бесцеремонно выкладывая одежду на пол. Всех арестанток это злило.
«А почему эти вещи завязаны в прозрачном пакете?» — спросила надзирательница у арестантки «Барби».
Цыганка тянула с ответом, а мы все наблюдали, как мерзкая тюремщица достаёт из пакета нижнее бельё.
«Это мои грязные трусики, я их неделю собираю, а потом сразу все в один день стираю!» — злорадно произнесла пятидесятипятилетняя полная цыганка Барби.
Надзирательница брезгливо бросила все трусы на пол, которые перед этим прощупывала без перчаток.
После этого, у нас всех поднялось настроение, и мы, улыбаясь, с презрением посматривали на надзирательницу.
Спустя сорок минут нам разрешили вернуться в камеру. Все столы, холодильник были отодвинуты от стен, некоторые доски на полах были сорваны, а в стенах пробиты дыры.
«Каждый раз одно и тоже. Только замажут в стенах эти дыры, как во время очередного шмона, опять ковыряют. Думают, наверное, что мы каждую ночь туда что-то прячем! Но в принципе, первый раз так аккуратно провели у нас обыск. Правда, я не поняла почему эта шибанутая Гусиха пришла и разрезала твой матрас.» — недовольно пробурчала Полина, встречая нас.
Я посмотрела на свою шконку, прямо по середине матрас был разрезан и куски ваты и тряпок валялись вокруг шконок.
«Вот гадина!» — сказала я.
«Ох, Полька, видела бы ты морду Гусихи, когда она копалась в грязных наших трусах!» — сказала цыганка тётя Тоня, и мы все рассмеялись.
Этой ночью тётя Тоня предложила пожертвовать нашими трусами, чтобы проучить надзирателей. Каждая из нас сложила в пакетик свои трусики, в которых была одета целый день. Тогда мы ещё не предполагали, что именно самой мерзкой надзирательнице достанется наша провокация.
Мы всё ещё хохотали, когда карман брони открылся и продольная Аллочка негромко нам сказала:
«Бабоньки, а кто свои трусы на продоле не собрал? Там валяются восемь трусов.»
«Та Вы у Гусевой спросите, кажется это её трусы! Она их так любовно прощупывала на мотне.» — гогоча сказала цыганка тётя Тоня.
«Вот вы дурочки, она вам может отомстить, когда будет выдавать посылки от родных!» — негромко предупредила продольная.
«Она и так нам никогда всё не отдаёт из посылок.» — возмущённо сказала Полина.
В этот момент я тоже вспомнила, что эта надзирательница уже не раз не отдавала мне многое из посылок, даже флаконы шампуни переливала из тюбиков в прозрачные пакеты. Посылки мне слал только сыночек, который сам кое-как перебивался непостоянными заработками. Поэтому мне было вдвойне обидно, когда эта мерзкая надзирательница присваивала что-то себе из посылок. Другие смены на контроле по передачкам и посылкам были более человечные.
Но в тюрьме, один неадекватный и мерзкий тюремщик, перекрывает хорошее отношение от десятерых человечных надзирателей.
Постучав в карман брони, я попросила у продольной иголку с ниткой, чтобы зашить матрас.
«Знаете, девочки, в этот раз нам даже оставили лаки для ногтей, цветные карандаши и фломастеры. Начальник сказал проверяющим, что лично разрешил нам это иметь. Твои лекарства тоже он не позволил забрать.» — сказала Полина, последняя фраза относилась ко мне.
Настроение у нас всех было отличное, и мы очень быстро навели порядок в камере. Я предложила сделать дез.раствор для обработки стен и полов, пожертвовав «Доместосом». Сокамерницы поддержали меня, и мы все вместе продезинфицировали всю камеру.
«Так чисто у нас в камере ещё никогда не было!» — заявила цыганка Маша, когда мы уставшие сели ужинать.
Поздно ночью нам поставили дорогу, и в камеру вернулись целые и невредимые телефоны. С котла прилетела благодарственная малява, что мы предупредили тюрьму о предстоящем шмоне. Также с котла прилетели: сигареты, спички, чай, конфеты, печенье, пряники и яблоки. После этого Даша сразу сняла дорогу, потому что решили пораньше лечь спать. Мы, поговорив с родными, уставшие и без задних ног сладко заснули в чистой камере.
Среди ночи мы проснулись от того, что кто-то дёргает бронь и не может её открыть.
Полина подскочила со своей шконки, и босая подбежала к брони на ходу крикнув нам:
«Тормоза забыли снять!»
Только она успела вытащить из брони «тормоза», как дверь распахнулась и на пороге появились испуганная продольная Аллочка и злой подполковник Гусев.
«Где с брони тормоза?» — яростно прокричал он.
«Я не знаю о чём Вы говорите!» — испуганно произнесла Полина.
«Тогда почему ты стоишь босиком около входа?» — прорычал Гусев.
«Из туалета иду.» — испугано соврала Полина и повернувшись к нему спиною, пошла к своей шконке около второго окна.
Гусев последовал за ней. Он осмотрел оба окна и грозным голосом произнес:
«Где дорога?»
Мы молчали и с недовольством смотрели на него.
«А это нормально, что Вы нас всех сейчас разбудили? По вашим правилам, которые висят у нас в камере на стенде, нам положен полноценный сон в течение восьми часов!» — возмутилась я.
Тюремщик подошёл к моей шконке. Его голова возвышалась над пальмой-шконкой.
«Раз, Вы, такая умная, чего в тюрьме делаешь?» — высокомерно спросил он.
«Да вот, по собственной воле сюда пришла, чтобы с Вами лично познакомиться. Где бы мы ещё с Вами встретились?» — улыбнувшись, таким же высокомерным тоном ответила я ему.
Он, не моргая пристально смотрел мне в глаза. Я тоже не растерялась, и не отводя взгляда, смотрела на него в упор, не моргая.
Гусев не выдержал и моргнул первым, а я громко ухмыльнулась, чем ещё больше разозлила тюремщика.
«Когда к Вам обращается сотрудник СИЗО, Вы должны опустить голову и смотреть в пол!» — прорычал на меня надзиратель.
«Серьёзно? Что-то этого в правилах по СИЗО не прописано. Но если, Вы, требуете этого от меня, то я сейчас это выполню.» — ответила я притворно и покорно.
Отбросив с себя одеяло, я, прямо перед его лицом, в одних только майке и трусах начала спускаться со шконки-пальмы. Встав на свои тапочки, я покорно опустила голову в пол.
«Почему Вы в таком виде?» — глупо брякнул он, не ожидавший от меня такой выходки.
«А, Вы, думали, что мы ночью спим без трусов?» — нагло сказала я, ещё ниже склонив голову к полу, скрестив руки на груди, как делают рабы.
Все мои сокамерницы давились от смеха, только продольная Аллочка громко хихикала.
«Больная совсем!» — ляпнул негромко Гусев и вышел из камеры.
А мы все рассмеялись и хохотали ещё очень долго.
«Да, сегодня вся семейка Гусевых была сражена нашими трусами!» — хохоча, заявила цыганка тётя Тоня.
«С такой мерзкой женой, любой мужик неадекватным будет! Нет, девочки, ну вы скажите, могут адекватные муж и жена в таком месте, как тюрьма, вдвоём работать? О чём они говорят дома, как проводили обыски в трусах у арестантов и арестанток?» — возмущалась цыганка Маша.
«А меня ещё возмущает, какое он имел право заходить в нашу камеру, когда по тюрьме отбой?» — недовольно сказала Анна-золоторучка.
«Да, наверное, за ужином Гусиха пожаловалась, что мы её нашими грязными трусами унизили. Вот решил отомстить, хотел забрать дорогу, а тут такой облом. Да ещё и худышка со своей тощей жопой перед его мордой покрутила, когда с пальмы слазила! Надо худышку срочно откормить, а то она нашу хату позорит, мы-то все в теле, а она, как вобла тощая! Вы вот представьте, если бы у худышки была бы такая жопа, как у меня! Так бы «Гусь», ещё долго бы тут стоял и не мог в себя прийти!» — хохотала цыганка Барби.
«Та нет, Полька тоже, в трусах и майке встретила его, но он никак не отреагировал. А вот от тощей худышкиной задницы, смутился!» — смеясь возразила тётя Тоня.
У нас всех болели щёки от смеха. На часах уже было четыре часа утра.
Бронь опять заскрежетала, и мы притихшие, испуганно замерли. Когда бронь наконец-таки открылась, то продольная Аллочка сказала:
«Девочки, принимайте транзиток. Сейчас пятьдесят арестанток завезли к нам, поэтому Гусев лично ходил и смотрел свободные места по женским камерам. В вашу камеру разрешил только троих завести, а в некоторые по десять человек разместили. Так что, как-нибудь размещайтесь. Я вам самых порядочных отобрала. Из-за майских праздников сместились отправки этапированных по тюрьмам, поэтому они в нашей тюрьме неделю побудут.»
«Всё-таки, худышкина жопа спасла нас от толпы транзиток!» — произнесла тётя Тоня, и мы все опять загоготали.
В камеру неуверенно заходили трое транзиток, смущаясь от нашего истеричного хохота.
Продолжение читайте в: Седьмой круг чистилища или кто в хате провокатор?
Фото из интернета, наш шмон — мобилка аналогичен.
