1. Этап в женскую зону.

  Начало: в рубрике «В Тюрьме». Обвинительный приговор.

 

  Ранним июньским утром, когда свободные люди видят свои сны, два автозака на большой скорости мчались по глухим просёлочным дорогам.

   Нас перевозили из транзитной тюрьмы в женскую зону.

   В четыре часа утра во дворе транзитной тюрьмы в один из автозаков мы погрузили все свои сумки с вещами и продуктами, а в другой автозак загрузили нас – первоходок, двадцать двух осужденных женщин.

   Конвойные, которые сопровождали нас, предупредили, что ехать до зоны четыре часа.

   Четыре часа – очередных неудобств и унижений.

   В отсеке автозака для арестантов были две длинные скамьи, установленные напротив друг друга у стен. Двадцать две осужденные женщины сидели точно селёдки в банке, тесно прижавшись друг к другу и упираясь коленями в колени других. Вентиляция не работала, поэтому мы сидели, как в тумане из-за сигаретного дыма.

   Напротив меня сидела молодая кобёл Костик-Валя. Она широко расставила свои ноги, а мои ноги оказались между её. Во время тряски автозака, кобёл зажимала с двух сторон своими коленями мои, при этом соблазнительно улыбалась.

    В один из таких «зацепов», я не выдержала:

   «Валя, может ты соединишь свои ноги, как все женщины здесь в автозаке? Мне неприятны твои коленные поглаживания!»

   Кобёл насупилась и обиженно перекинула свою ногу через две моих.

   «А почему это Костик должен под кого-то подстраиваться? Костя, сиди, как тебе удобно!» — возмутилась вторая кобёл Доллар-Ольга.

   «Послушай меня, Доллар, ты со своей землячкой будете придерживаться человеческих норм, пока мы вынуждены находиться в этом цинковом гробу на колёсах!» — с наездом заявила Светлана, с которой мы неделю провели в одной камере транзитной тюрьмы.

   Я благодарно улыбнулась взрослой женщине и закрыв глаза, погрузилась в свои воспоминания.

   За две недели до этой поездки.

   Меня привели в кабинет оперятников на женском корпусе тюрьмы, за столом сидит дежурный майор и листает какие-то документы.

   «Привет. Присаживайся. Камера отключена.» — добродушно сказал майор, махнув головою в сторону видеокамеры.

   «Добрый день, Магомед.» — радостно поздоровалась я.

   «Ты сама отказалась вчера выезжать в колонию?» — спросил он.

   Я удивлённо посмотрела на майора и задала встречный вопрос:

   «Меня вчера должны были вывезти в зону? Но мне ещё документы не пришли из апелляционного суда.»

   Майор открыл толстую папку и покопавшись в бумагах достал оттуда документ на нескольких листах.

   «Апелляционное определение пришло ещё две недели назад. Тебе его разве не вручали под подпись?» — он протянул мне решение из апелляционного суда.

   «Приговор оставили в силе.» — надрывно произнесла я, прочитав последний лист.

   Три недели назад апелляционное заседание по моей жалобе закончилось без моего участия, из-за поломки устройства в тюрьме для видеоконференции с судом. Всё это время я была уверенна, что заседание было отложено и ждала документов о новой дате рассмотрения моей апелляционной жалобы. Но, как оказалось, пересмотр приговора прошёл без меня.

   Не в силах сдерживаться, я громко и истерично разрыдалась.

   Майор налил из кулера в одноразовый стакан воды и подал мне. Я дрожащими руками взяла стакан и обливаясь, сделала небольшой глоток.

   «Позвать фельдшера, чтобы тебе успокоительных дали?» — напряжённо спросил надзиратель.

   «Не надо. Я уже третий день сижу на антидепрессантах и психотропах. На днях психиатра ко мне привозили, он их официально назначил. Так что, я теперь, «психанутая» арестантка.» — смеясь сквозь слёзы, поделилась я.

   Тюремщик поднялся из-за стола, открыл сейф и вытащил оттуда тюремную карточку с моей фотографией. На обложке карточки была проведена толстая красная полоса.

   «Маго-мед, а, что э-та красная по-лоса обознач-ает?» — икая, поинтересовалась я.

   «В этой полосе многое: и твоя статья, и твой суицид, и твоё отрицалово! Кстати, в карточку не записали приём психиатра и его назначение. Возьму её с собою в административку, чтобы выяснить и записать визит врача к тебе.» — недовольно пробурчал тюремщик.

   «Значит, мой следующий путь – зона?» — задумчиво произнесла я, икота сразу прошла.

   «Да. Но ты можешь написать сейчас заявление, чтобы остаться на оставшийся срок здесь, в тюрьме.» — негромко произнёс майор.

   Я громко рассмеялась ему в лицо.

   «На прошлой неделе мне Василиса уже предлагала написать заявление о переходе в хоз.отряд и, как «козлятница» подавать на УДО. Этого никогда не будет! Я убью себя, но мыть плевки за мусорами – никогда не буду!» — брезгливо заявила я.

   «Ну, что за чушь ты говоришь! Я тебе не предлагаю идти в хоз.отряд, ты бы просто отсидела в камере, пока рассматривалось бы ходатайство на УДО.» — обиженно сказал дежурный майор.

   «Я не могу писать заявление на условно-досрочное освобождение по многим причинам. Во-первых, я не признаю вину и мне не в чем раскаиваться. Во-вторых, если меня выпустят по УДО, я уверенна, что лже-потерпевшие и заказчики меня оболгут опять. И тогда, я за нарушение по УДО – отхвачу «десятку»!» — раздражённо ответила я.

   «Да, эти твари могут так поступить. Тогда просто отсидишь шесть месяцев в тюрьме. Тебе мы создадим все удобства для отсидки.» — неуверенно произнёс майор, поглядывая на документы, которые предварительно листал, когда я пришла.

   «А что в этих документах?» — настойчивым тоном, поинтересовалась я.

   «Твои тридцать нарушений режима ПВР в тюрьме. За каждое нарушение выписано по десять суток карцера.» — спокойно произнёс майор.

   «Триста суток карцеров? Вот сука — Василиса!» — ошарашенно воскликнула я.

   «Это не Василиса оформила нарушения. Она, кстати, на последней планёрке требовала у и.о.начальника тюрьмы, чтобы он отменил все твои нарушения.» — заявил майор.

   Своим заявлением Магомед ещё больше меня удивил.

   «Не Василиса? Тогда, какая сволочь составила тридцать карцеров через матрас? Какая скотина добивается, чтобы я загнулась и подохла в карцере?» — разъярённо прокричала я.

   «И как же ты прошлые сорок суток в карцере загибалась? Для тебя даже всю сантехнику и канализацию в камере заменили. Разве, не сама туда просилась после первого срока?» — разозлился майор, который отвечал за помещения карцеров.

   «Магомед, а ты сам попробуй. Посиди хотя бы десять суток в замкнутом помещении карцера!» — яростно произнесла я.

   «А ты думаешь мы на себе не испытываем такие эксперименты? А за тридцать своих карцеров через матрас, можешь сказать спасибо своим друзьям и любимому подполковнику!» — негромко произнёс майор.

   Краска залила моё лицо.

   «Если мы говорим об одном и том же подполковнике, то он мне не любимый и даже не друг. Скорее даже, наоборот! Кстати, из-за него мне и вызвали психиатра!» — пробурчала я и слёзы предательски полились из глаз.

   Магомед удивлённо округлил глаза и смотрел на меня с недоверием.

   «Но все сотрудники тюрьмы гудят о вашем с ним романе! Хорошо ещё, что до Медведя и Деда эти сплетни не дошли.» — шёпотом произнёс он.

   Я опять истерично зарыдала.

   «Да нет никакого романа! Магомед, прошу тебя, отправьте меня в зону. Я боюсь, что из-за этого подполковника могу получить ещё одну статью. Он постоянно провоцирует меня и выводит из себя. Из-за него я не могу контролировать свою агрессию.» — призналась я майору.

   «Да я не думаю, что он специально провоцирует тебя! Может быть, он продолжает так неуклюже за тобою ухаживать? Да и ты сама виновата, довела его до такого обращения к тебе! Вот, зачем ты его подставила с тем подарком на 14 февраля? Обсмеяла и на всю тюрьму опозорила, когда всем рассказала о его подарке! А он из-за тебя чуть работы не лишился!» — тихо произнёс майор и рассмеялся.

   Я опять покраснела, вспомнив, что действительно глупо разболтала о «совпадении» с подарком на день влюблённых.

   «А ты вспомни, сколько раз он тебе помог за последние месяцы? Кто отвоевал твой телевизор и антенну, который тебе сын выслал посылкой. Кто закрывал глаза, что у тебя был мобильный телефон, когда ты сидела в спецблоке под фсиновской видеокамерой. Кто благоустроил тебе ту спец.камеру? Даже по твоей просьбе поставили дверь в туалет, чтобы на видеокамеру не было видно, как ты ходишь по нужде в туалет. А кто переводил из твоей камеры тех мразей, которых тебе подселяли? Кто оформлял тебя в карцер, когда над тобою сгущались тучи и назревали отработки сокамерниц?» — усмехаясь, заявил майор.

   «Мне смешно всё это слышать. Если бы вы меня не перевели из одиночной камеры женского корпуса, то мне не пришлось бы все его неуклюжие «заботы» испытать.» — раздражённо произнесла я.

   «Разве это он виноват, что тебя из одиночки в спецхату перевели? Неблагодарная ты, так и не научилась ценить хорошего отношения в тюрьме!» — недовольно пробурчал майор.

   Но заглянув в мои глаза, сразу сменил тон и заявил:

   «Ты не выдержишь в зоне. Там тебя некому будет защищать. Зэчки тебя там в первую же неделю сразу отработают. Так что подумай четыре дня, до следующей моей смены. Лучше будет, если ты досидишь свой остаток в тюрьме. А пока ты сидишь на психотропах, тебя не вывезут в зону и не отправят в карцер. Ты же от них постоянно спишь? Я сейчас через дежурку выясню день приезда психиатра и впишу всё в твою карточку. Эту неделю отсыпайся, если нужна тишина в камере, то могу перевести в больничную камеру.»

   «В этой камере сейчас стало спокойно. Остальные три сокамерницы тихие.» — равнодушно ответила я.

   Возвращаясь в камеру, я размышляла, что если бы не психиатр со своим лечением, то от новости, что апелляционный суд без моего участия отказал мне в жалобе – точно бы сошла с ума. Кто бы мог подумать, что во всей судебной системе такой беспредел. Предприниматели и обычные граждане отчисляют из своих заработков налоги, чтобы содержать судей, которые за наши же деньги нас казнят.

   Вечером этого же дня, меня повели в тюремную больницу для принятия психотропной таблетки под мобильную видеокамеру. Сопровождал меня туда и обратно мой земляк.

   «Недавно я слышал от рецидивисток, что в женском лагере легче, чем здесь в тюрьме. Там они могут в любое время находиться на воздухе, чаще встречаться с родственниками. Ходить в библиотеку. И многое другое. Может тебе стоит уехать в лагерь? Смена обстановки и новая суета ускорит окончание срока? Здесь тебе точно придётся провести остаток в карцере, а потом ещё надзорку влепят. Будешь следующие десять лет жить на свободе под постоянным надзором и прослушками.» — рассуждал по дороге земляк-тюремщик.

   «К прослушкам мне не привыкать. До тюрьмы, меня десять лет уже как прослушивали. Это из-за бывшего работодателя и родственника. А вот насчёт лагеря я размышляю весь сегодняшний день. Наверное, Дима, ты прав. Смена обстановки ускорит ожидание «от звонка до звонка». Эту неделю отосплюсь, как советует Магомед, а потом приму решение. Он заверил, что пока я пью психотропные, меня из тюрьмы никуда не выпустят.» — заявила я.

   Однако через четыре дня я сидела в столыпинском вагоне и ждала, когда поезд повезёт меня в зону.

   Я сидела в одиночном купе, другие же арестанты мужчины и женщины находились в других купе по несколько человек.

   Около моего купе на проходе стоял конвойный. Несколько минут назад он попросил меня, чтобы я ни с кем из арестантов не переговаривалась. Потому что в моём купе была видеокамера.

   Мы находились в вагоне уже несколько часов, все арестанты в нетерпении ожидали, когда вагон тронется и нас поведут по очереди в туалет.

   В вагоне было ужасно душно. В самих купе не было окон, но форточки были открыты на проходе, поэтому иногда чувствовался свежий воздух.

   «А этот вагон только второй раз выгнали для перевозки осужденных. Видите, какой новый ещё. А в этом купе, в котором Вы сейчас находитесь, перевозили иностранную арестантку. Теперь вот и Вас везём.» — уважительно сказал мне конвоир. (читать: Спецвагон для арестантов.)

   Я удивлённо на него посмотрела, не понимая его намёка о моей важности.

   Неожиданно я услышала знакомый мужской голос, который яростно ругался с другим мужским голосом. Эти голоса были около входа в вагон.

   Мой конвойный и ещё трое мужчин в камуфляжак, масках и с автоматами отправились к двери, через которую нас заводили. Камуфляжники в масках до этого находились в купе для проводников вагона.

   Спустя время конвойный вернулся и с заинтересованностью посматривал на меня.

   «А почему мы так долго стоим?» — услышала я арестантский голос из соседнего купе.

   «ФСИН задержали отправку. Кого-то по ошибке сегодня отправили из тюрьмы. Вот до сих пор разбираются.» — ответил конвойный в упор глядя на меня.

   Спина похолодела, представив, что меня сейчас обратно повезут в тюрьму. Несколько часов назад меня со скандалом вывезли оттуда.

   Через несколько минут к моему купе подошёл майор из управления ФСИН. Этот мужчина несколько часов назад в СИЗО предоставлял мне сделать выбор – ехать в зону или остаться в тюрьме. Его лицо было красным и злым. Он показал мне глазами на свои руки, в которых держал тюремный мобильный видеорегистратор. После чего, раздражённым голосом спросил у меня:

   «Представьтесь на камеру и назовите статью, по которой осуждены.»

   Я огорчённо выполнила приказ, назвав данные и статью по приговору. Внутри меня всю трясло от страха.

   «Сколько времени прошло после апелляционного суда?» — опять грозно спросил меня майор.

   «Месяц.» — ответила я.

   «У Вас есть с собою решение апелляционного суда? Вы сейчас сможете его предъявить на видеокамеру?» — продолжал майор.

   «Да, я могу сейчас предъявить это решение.» — ответила я и дрожащими руками принялась искать в папке с документами это определение.

   Найдя, я передала документ майору, и он по каждому листу апелляционного решения провёл видеокамерой. После чего отдал документ мне и ушёл.

   Я села на деревянную полку, руки и колени предательски дрожали.

   Через минуту опять появился разъярённый майор, на регистраторе светилась белая лампочка.

   «Когда, Вы, получили это решение?» — прорычал на меня майор.

   «Давно. Уже не помню в какой день.» — испуганно врала я.

   Майор развернулся и ушёл.

  Меня трясло ещё больше. Открыв косметичку, я достала пластину с психотропными таблетками, которые мне выдал врач-психиатр ещё на приёме и запивая водою, проглотила одну таблетку.

   Как я не прислушивалась, но знакомого мужского голоса я больше не слышала. Спустя несколько минут появился майор. Подморгнул мне и улыбаясь сказал:

   «Ну что, путь к свободе проложен? Отвоевали Вас, расслабляйтесь. Сейчас кипяток конвойные будут разносить.»

   Я расплакалась от облегчения и немного от грусти. Я была уверенна, что никогда в будущем не захочу встретить подполковника, который несколько минут назад яростно пытался вернуть меня в заточение тюрьмы.

   Автозак качнуло и кобёл Костик-Валя опять потёрлась о мою коленку.

  «Извини меня, я не специально. Ой, ну пожалуйста, только не плачь. Я обещаю, что не буду к тебе приставать.» — заверила меня кобёл.

   Я вытерла слёзы, не желая объяснять никому, что это слёзы воспоминания. Посмотрев на кобла Костика, я улыбнулась, отчего та просияла мне в ответ.

   «Хочешь, я буду тебе другом, ну типа братом? Буду тебя защищать ото всех. Знаешь, как я дерусь? Любого качка смогу победить!» — заявила кобёл Костик.

   На что я очень громко и истерично захохотала. Прошёл год, как в тюрьме одна коблиха уже обещала меня ждать в зоне и защищать от врагов. Вот ещё одна защитница появилась, а тюремщик майор Магомед заверял, что меня в зоне некому будет защитить.

   Кобёл Костик-Валя насупилась после моего смеха.

   «Валя, а ты с самого детства вела себя, как мальчик?» — спросила я кобла.

   «Да я всё время, как пацан росла и с пацанами везде бегала. Но родители силою навязывали, как правильно должны жить девочки. Мне сейчас 25 лет, и я только три года живу, как всегда мечтала. Дочке моей пять лет, её муж воспитывает. Мы разошлись, я им алименты плачу. Воровайка — я, мне нравится незаметно деньги из кассы вытаскивать. Год дали, отбуду срок, опять начну воровать.» — хвасталась о себе кобёл.

   «Из кассы воруешь, а потом кассирам из-за тебя свои деньги докладывать. Воровала бы уже по-крупному у банкиров.» — сказала узбечка, которая сидела рядом со мною.

   «Хорошая идея. Надо подумать.» — пообещала кобёл.

   В это время автозак затормозил, послышался лай собак.

   «Приехали, гражданки-осужденные. Хотя, о том, что у вас были гражданские права вам лучше сразу сейчас забыть.» — объявил сопровождающий нас конвойный.

   После его заявления, у нас всех ещё больше испортилось настроение.

   Кроме двух коблов, у каждой осужденной на лицах читался страх.

   Через несколько минут наши ноги ступят на территорию зоны и возможно, что не каждая из нас сможет выйти из лагерного ада.

   До перехода из тюремной арестантки в лагерную, оставалось несколько секунд и один прыжок.

   Один прыжок из автозака на землю, которая принадлежит зоне.  

   Продолжение: 2.Красная зона ;  3. Состав этапированных арестанток. ; 4. Вокзал красной зоны или КПП ИК.

   Отрывок из протокола заседания апелляционного суда.

Источник фото: ФСИН РФ.

   Смотреть фотографии спецвагона здесь: Вип-Столыпинский вагон.

Поделиться ссылкой: