4. Вокзал красной зоны или КПП ИК.

   Начало: 1. Дорога в женскую зону ; 2.Красная зона ; 3. Состав этапированных арестанток.

   «Осужденные, предупреждаю: вы попали в красную зону. И скажу вам прямо, не каждой осужденной может посчастливиться, чтобы отбывать наказание именно в нашей колонии!» — объявил майор Лебедев, который несколько минут назад представился заместителем начальника зоны.

   Как раз в тот момент, когда он сделал выжидательную паузу, все услышали мой громкий и недоверчивый смешок.

   Мысленно проклиная свою, как всегда не вовремя проснувшуюся врождённую «блондинистость», я наблюдала, как вся процессия из тюремщиков и осужденных удивлённо на меня уставилась. Очередной раз почувствовала, как к моему лицу прилила кровь.

   Несколькими минутами ранее, до выступления майора Лебедева:

   После того, как мы — двадцать две осужденные по-очереди выпрыгнули из автозака, нам приказали выстроиться в шеренгу по одной стороне кирпичной высокой стены. На противоположной стороне, напротив нас выстроились сотрудники зоны из десяти человек. По краям нашей шеренги стояли по двое автоматчиков и по одному кинологу с собакой. Немецкие овчарки были равнодушными наблюдателями на осужденных, в отличие от агрессивных тюремных собак.

   Мы все находились в «уличном кармане-коридоре» без крыши, размером приблизительно в длину до пятидесяти метров и в ширину до десяти. По длинным сторонам были очень высокие кирпичные стены, по верху которых прикреплены колючая проволока и провода. С двух сторон этого «коридора-кармана» установлены высокие ворота, такого же размера, что и стены.

   Никому из нас-осужденных не надели наручники, а вежливо попросили завести руки за спину. Такое отношение уже приятно удивляло.

   О том, в каком городе находится исправительная колония, в которую нас этапировали, я узнала из вступительной речи майора Лебедева. Об этой зоне я уже слышала от транзиток-рецидивисток, когда ещё находилась в статусе «подсудимой» и была ещё в моей первой общей камере 190. От этих же транзиток я и узнала, что эта зона – «чёрная».

   На мой смешок, майор резко отреагировал и грозно заявил, смотря на меня:

   «Возможно, кого-то из вас неправильно информировали и убедили, что наша колония – «чёрного режима». Доношу до тех «заблужденных», что с недавнего времени в нашей исправительной колонии всё поменялось, начиная с руководства. Колония переведена в статус – «экспериментальной». Здесь теперь находятся только те осужденные, которых утверждает главное управление ФСИН России. Так что, считайте, вам всем повезло оказаться в этой колонии. О своих «ауешных» движениях, вам, лучше забыть прямо сейчас!»

   Сгорая от стыда, продолжение речи майора я слушала «в половину уха», вспоминая совет своих друзей: «Ты самое главное в зоне – не привлекай к себе ничьего внимания!».

   Майор Лебедев рассказывал о правилах зоны – ПВР и наказаниях за нарушения, а я пристально рассматривала «зоновских работников».

   Сам майор был высокого роста и спортивного телосложения, властный подбородок придавал строгость симпатичному лицу. Внешне он был очень похож на тюремщика Гусева. «Интересно, все сотрудники ФСИН с птичьими фамилиями так выглядят? Им бы в баскетбольной команде честь страны защищать, а они сторожат арестантов.» — размышляла я.

   Остальная группа надзирателей внешне была не примечательной. Все сотрудники зоны были одеты в форму, отличающуюся от тюремщиков. Но такую форму я уже видела несколько раз в тюрьме: когда приезжала «мобилка для массового шмона камер» и когда меня перевели на спецблок тюрьмы.

   «После установления ваших личностей, каждая из вас будет подвергнута досмотру и медицинскому обследованию. А пока, предлагаю добровольно сдать запрещённые предметы, к которым относятся: наркотики, режущие-колющие, деньги, карты, мобильные телефоны и симки. Всем, кто добровольно сдаст запретные предметы, гарантирую, что не будут оформлены штрафные санкции и нарушения.» — объявила женщина-опер.

   В течение пяти-десяти минут надзиратели равнодушно ожидали желающих покаяться в привезённых запретках.

   Не дождавшись «раскаявшихся», майор объявил, что вместе с нами приехали «сопроводительные документы» на каждую из нас. Все они были упакованы в бандеролях. Свою бандероль я уже лицезрела, когда меня и ещё шестерых осужденных привезли в транзитную тюрьму.

   Тогда, в транзитной тюрьме дежурный потребовал от каждой из нас, чтобы после «переклички» фамилий, мы назвали свои имя, отчество, статью и каким судом осуждены. После чего расписаться в журнале о прибытии. Тогда же, я увидела свою бандероль, на лицевой части которой, были нарисованы три цветные полосы: красная, чёрная и зелёная. В той транзитной тюрьме дежурный майор и разъяснил мне, что обозначали мои полосы.

   «По вашей внешности и не подумаешь, что Вы – настолько опасная для нас преступница!» — улыбаясь, заявил тогда приятный дежурный транзитной тюрьмы.

   «Ну да, говорят, внешность обманчива. Боитесь меня?» — доброжелательно ответила я дежурному майору.

   «Нет.» — ответил тюремщик и нагло осмотрел меня с ног до головы.

   Отчего я почувствовала, как моё лицо покраснело.

   Это заметил и дежурный тюремщик, отчего приподнял удивлённо бровь и соблазняюще заулыбался.

   «А что это за три полосы нарисованы на моей бандероли?» — дружелюбно поинтересовалась я у майора.

   «Красная – это Ваша статья о нападении на сотрудников, чёрная – о неподчинении режиму и правилам исправительной системы, на тюремном жаргоне – отрицала, а зелёная – склонность к самоубийству и членовредительству. Теперь с таким Вашим характером, даже муж не справиться с Вами. Или он из блатных?» — заявил мне тюремщик.

   «Свою личную жизнь с Вами обсуждать не собираюсь!» — возмущённо заявила я.

   Такой разговор между мною и транзитным тюремщиком произошёл чуть больше недели назад.

   Сейчас же, глядя на стопку бандеролей, которую держала женщина-опер, я с удивлением понимала, что единственная самая толстая бандероль – на меня и была она в самом низу.

   О каждой осужденной женщине, которая приехала со мною этапом в зону, можно прочитать здесь: 3. Состав этапированных арестанток.

   Итак, когда я услышала статьи и данные окружающих меня преступниц, майор уставшим голосом назвал мою фамилию. После концовки моей фразы:

   «… осуждена по части второй статьи 318 УК РФ….»

   все сотрудники колонии оживились и некоторые посмотрели на меня плотоядно, как голодные волки на жирную овцу.

   Реакция майора удивила не только нас – «преступниц», но и его коллег.

   Он вскрыл бандероль обо мне, хотя до этого ни одна из двадцати одной папки открыта не была, и принялся изучать документы. Осужденные женщины смотрели на меня с изучающим интересом, а надзиратели с таким же взглядом смотрели на майора.

   Немая сцена продолжалась несколько минут, после чего майор Лебедев передал какие-то бумаги женщине-оперше. Она также, как и он с интересом вонзилась в прочтение документов на меня.

   Когда майор грозно и громко крикнул мою фамилию, при этом читая очередной документ из бандероли, я от неожиданности подпрыгнула на месте.

   «Осужденная, подойдите ко мне.» — с недовольным лицом Лебедев пронзил меня своим взглядом.

   Я, смотря себе под ноги, нерешительно двинулась в сторону тюремщиков.

   «Слышал о Вас из новостей, если не ошибаюсь, это было в позапрошлом году. Даже не предполагал, что попадёте в нашу колонию.» — произнёс майор, когда я приблизилась к нему.

   «Умные люди не верят тем небылицам, которые пресса навязывает населению.» — негромко и смело ответила я.

   Не смотря на строгость голоса майора Лебедева, лицо его было добрым.

   «Кто Вас упёк в тюрьму уже знаете? Свои или конкуренты?» — неожиданно спросил майор.

   Я растерянно улыбнулась и ответила:

   «Правильнее уже сказать – «свои конкуренты».»

   Майор понимающе кивнул и заявил:

   «С Вами сегодня ещё побеседуют мои коллеги. Но хочу Вас заверить, что в нашей колонии можете быть спокойны — с нашим режимом «Ваши свои конкуренты», до Вас здесь не доберутся. Теперь можете возвращаться в строй.»

   Когда я присоединилась к остальным осужденным женщинам, на их лицах читалось ещё большее любопытство.

   «Клеился или угрожал?» — шепнула мне в ухо арестантка Светлана.

   «Прояснял ситуацию по моей делюге. Приятный дядька.» — негромко ответила я ей.

   «Я бы даже сказала больше, очень сексапильный мужчина. Эх, где мои восемнадцать, так бы охмурила бы красавца!» — сказала интеллигентная пенсионерка Светлана.

   Со Светланой мы уже неделю, как друг другу симпатизировали. Она приехала со мною в транзитную тюрьму в том же столыпинском вагоне, что и я. Только ехала она в купе с другими пятью арестантками. Когда нас семерых этапированных поместили в транзитную камеру, то из тридцати арестанток, мы со Светланой были единственными, кто не курил. Если бы не наши «уважаемые статьи по тюрьме», то нас со Светланой можно было бы дразнить – «белыми воронами», как некурящих блондинок. У Светы было отменное чувство юмора и мне с нею было легко, точно мы были на одной волне. Интеллигентная пенсионерка постоянно меня смешила своими тонкими и не всем понятными шутками.

   Вот и сейчас, не выдержав её шуток о соблазнении майора Лебедева, я вместе с нею негромко рассмеялась.

   Но наш смех быстро прервался, когда загромыхали одни из ворот, распахиваясь, они открывали нашему взору саму зону. То, что никто, никогда и нигде не увидит на воле.

   Когда ворота полностью раскрылись, процессия из конвойных и нас-арестанток двинулась во внутрь зоны.

   Мои ноги спотыкались, словно сопротивлялись и не желали заносить моё тело в красную зону — ад для нормальных женщин.

   Продолжение: Первый день в красной зоне или первая «зоновская отработка» меня. 

   5. Кто такие коблы в женских тюрьмах и зонах?

Похожее фото из интернета.

Поделиться ссылкой: