Female colony

«Осужденные, предупреждаю: вы попали в красную зону. И скажу вам прямо, не каждой осужденной может посчастливиться, чтобы отбывать наказание именно в нашей колонии!» – объявил майор Лебедев, который несколько минут назад представился заместителем начальника зоны.

Как раз в тот момент, когда он сделал выжидательную паузу, все услышали мой громкий и недоверчивый смешок.

Мысленно проклиная свою, как всегда не вовремя проснувшуюся врождённую «блондинистость», я наблюдала, как вся процессия из тюремщиков и осужденных удивлённо на меня уставилась. Очередной раз почувствовала, как к моему лицу прилила кровь.

Несколькими минутами ранее, до выступления майора Лебедева:

После того, как мы – двадцать две осужденные по-очереди выпрыгнули из автозака, нам приказали выстроиться в шеренгу по одной стороне кирпичной высокой стены. На противоположной стороне, напротив нас выстроились сотрудники зоны из десяти человек. По краям нашей шеренги стояли по двое автоматчиков и по одному кинологу с собакой. Немецкие овчарки были равнодушными наблюдателями на осужденных, в отличие от агрессивных тюремных собак.

Мы все находились в «уличном кармане-коридоре» без крыши, размером приблизительно в длину до пятьдесяти метров и в ширину до десяти. По длинным сторонам были очень высокие кирпичные стены, по верху которых прикреплены колючая проволока и провода. С двух сторон этого «коридора-кармана» установлены высокие ворота, такого же размера, что и стены.

Никому из нас-осужденных не надели наручники, а вежливо попросили завести руки за спину. Такое отношение уже приятно удивляло.

О том, в каком городе находится исправительная колония, в которую нас этапировали, я узнала из вступительной речи майора Лебедева. Об этой зоне я уже слышала от транзиток-рецидивисток, когда ещё находилась в статусе «подсудимой» и была ещё в моей первой общей камере 190. От этих же транзиток я и узнала, что эта зона – «чёрная».

На мой смешок, майор резко отреагировал и грозно заявил, смотря на меня:

«Возможно, кого-то из вас неправильно информировали и убедили, что наша колония – «чёрного режима». Доношу до тех «заблужденных», что с недавнего времени в нашей исправительной колонии всё поменялось, начиная с руководства. Колония переведена в статус – «экспериментальной». Здесь теперь находятся только те осужденные, которых утверждает главное управление ФСИН России. Так что, считайте, вам всем повезло оказаться в этой колонии. О своих «ауешных» движениях, вам, лучше забыть прямо сейчас!»

Сгорая от стыда, продолжение речи майора я слушала «в половину уха», вспоминая совет своих друзей: «Ты самое главное в зоне – не привлекай к себе ничьего внимания!».

Майор Лебедев рассказывал о правилах зоны – ПВР и наказаниях за нарушения, а я пристально рассматривала «зоновских работников».

Сам майор был высокого роста и спортивного телосложения, властный подбородок придавал строгость симпатичному лицу. Внешне он был очень похож на тюремщика Гусева. «Интересно, все сотрудники ФСИН с птичьими фамилиями так выглядят? Им бы в баскетбольной команде честь страны защищать, а они сторожат арестантов.» – размышляла я.

Остальная группа надзирателей внешне была не примечательной. Все сотрудники зоны были одеты в форму, отличающуюся от тюремщиков. Но такую форму я уже видела несколько раз в тюрьме: когда приезжала «мобилка для массового шмона камер» и когда меня перевели на спецблок тюрьмы.

«После установления ваших личностей, каждая из вас будет подвергнута досмотру и медицинскому обследованию. А пока, предлагаю добровольно сдать запрещённые предметы, к которым относятся: наркотики, режущие-колющие, деньги, карты, мобильные телефоны и симки. Всем, кто добровольно сдаст запретные предметы, гарантирую, что не будут оформлены штрафные санкции и нарушения.» – объявила женщина-опер.

В течение пяти-десяти минут надзиратели равнодушно ожидали желающих покаяться в привезённых запретках.

Не дождавшись «раскаявшихся», майор объявил, что вместе с нами приехали «сопроводительные документы» на каждую из нас. Все они были упакованы в бандеролях. Свою бандероль я уже лицезрела, когда меня и ещё шестерых осужденных привезли в транзитную тюрьму.

Тогда, в транзитной тюрьме дежурный потребовал от каждой из нас, чтобы после «переклички» фамилий, мы назвали свои имя, отчество, статью и каким судом осуждены. После чего расписаться в журнале о прибытии. Тогда же, я увидела свою бандероль, на лицевой части которой, были нарисованы три цветные полосы: красная, чёрная и зелёная. В той транзитной тюрьме дежурный майор и разъяснил мне, что обозначали мои полосы.

«По вашей внешности и не подумаешь, что Вы – настолько опасная для нас преступница!» – улыбаясь, заявил тогда приятный дежурный транзитной тюрьмы.

«Ну да, говорят, внешность обманчива. Боитесь меня?» – доброжелательно ответила я дежурному майору.

«Нет.» – ответил тюремщик и нагло осмотрел меня с ног до головы.

Отчего я почувствовала, как моё лицо покраснело.

Это заметил и дежурный тюремщик, отчего приподнял удивлённо бровь и соблазняюще заулыбался.

«А что это за три полосы нарисованы на моей бандероли?» – дружелюбно поинтересовалась я у майора.

«Красная – это Ваша статья о нападении на сотрудников, чёрная – о неподчинение режиму и правилам исправительной системы, на тюремном жаргоне – отрицала, а зелёная – склонность к самоубийству и членовредительству. Теперь с таким Вашим характером, даже муж не справиться с Вами. Или он из блатных?» – заявил мне тюремщик.

«Свою личную жизнь с Вами обсуждать не собираюсь!» – возмущённо заявила я.

Такой разговор между мною и транзитным тюремщиком произошёл чуть больше недели назад.

Сейчас же, глядя на стопку бандеролей, которую держала женщина-опер, я с удивлением понимала, что единственная самая толстая бандероль – на меня и была она в самом низу.

О каждой осужденной женщине, которая приехала со мною этапом в зону, можно прочитать здесь: 3. Состав этапированных арестанток.

Итак, когда я услышала статьи и данные окружающих меня преступниц, майор уставшим голосом назвал мою фамилию. После концовки моей фразы:

«… осуждена по части второй статьи 318, пункта «в» части второй статьи 115 УК РФ….»

все сотрудники колонии оживились и некоторые посмотрели на меня плотоядно, как голодные волки на жирную овцу.

Реакция майора удивила не только нас – «преступниц», но и его коллег.

Он вскрыл бандероль обо мне, хотя до этого ни одна из двадцати одной папки открыта не была, и принялся изучать документы. Осужденные женщины смотрели на меня с изучающим интересом, а надзиратели с таким же взглядом смотрели на майора.

Немая сцена продолжалась несколько минут, после чего майор Лебедев передал какие бумаги женщине-оперше. Она также, как и он с интересом вонзилась в прочтение документов на меня.

Когда майор грозно и громко крикнул мою фамилию, при этом читая очередной документ из бандероли, я от испуга подпрыгнула на месте.

«Осужденная, подойдите ко мне.» – с недовольным лицом Лебедев пронзил меня своим взглядом.

Я, смотря себе под ноги, нерешительно двинулась в сторону тюремщиков.

«Слышал о Вас из новостей, если не ошибаюсь, это было в позапрошлом году. Даже не предполагал, что попадёте в нашу колонию.» – произнёс майор, когда я приблизилась к нему.

«Умные люди не верят тем небылицам, которые пресса навязывает населению.» – негромко и смело ответила я.

Не смотря на строгость голоса майора Лебедева, лицо его было добрым.

«Кто Вас упёк в тюрьму уже знаете? Свои или конкуренты?» – неожиданно спросил майор.

Я растерянно улыбнулась и ответила:

«Правильнее уже сказать – «свои конкуренты».»

Майор понимающе кивнул и заявил:

«С Вами сегодня ещё побеседуют мои коллеги. Но хочу Вас заверить, что в нашей колонии можете быть спокойны – с нашим режимом “Ваши свои конкуренты”, до Вас здесь не доберутся. Теперь можете возвращаться в строй.»

Когда я присоединилась к остальным осужденным женщинам, на их лицах читалось ещё большее любопытство.

«Клеился или угрожал?» – шепнула мне в ухо арестантка Светлана.

«Прояснял ситуацию по моей делюге. Приятный дядька.» – негромко ответила я ей.

«Я бы даже сказала больше, очень сексапильный мужчина. Эх, где мои восемнадцать, так бы охмурила бы красавца!» – сказала интеллигентная пенсионерка Светлана.

Со Светланой мы уже неделю, как друг другу симпатизировали. Она приехала со мною в транзитную тюрьму в том же столыпинском вагоне, что и я. Только ехала она в купе с другими пятью арестантками. Когда нас семерых этапированных поместили в транзитную камеру, то из тридцати арестанток, мы со Светланой были единственными, кто не курил. Если бы не наши «уважаемые статьи по тюрьме», то нас со Светланой можно было бы дразнить – «белыми воронами», как некурящих блондинок. У Светы было отменное чувство юмора и мне с нею было легко, точно мы были на одной волне. Интеллигентная пенсионерка постоянно меня смешила своими тонкими и не всем понятными шутками.

Вот и сейчас, не выдержав её шуток о соблазнении майора Лебедева, я вместе с нею негромко рассмеялась.

Но наш смех быстро прервался, когда загромыхали одни из ворот, распахиваясь, они открывали нашему взору саму зону. То, что никто, никогда и нигде не увидит на воле.

Когда ворота полностью раскрылись, процессия из конвойных и нас-арестанток двинулась во внутрь зоны.

Мои ноги спотыкались, словно сопротивлялись и не желали заносить моё тело в красную зону – ад для нормальных женщин.

Продолжение: Первый день в красной зоне или первая “зоновская отработка” меня.